— Куда же ты направляешься?
— Куда ноги приведут.
— Как это?
— Может, к виноградарям подамся, утопить свое горе в вине, может, к рыбакам — сейчас, говорят, путина начинается. Может, лодка моя перевернется в море и я пойду ко дну — плавать-то я не умею. Утону — тем лучше. Мне сейчас все равно — море или небо, мороз или жара… Я готов пойти на все, лишь бы смыть с себя позорное пятно убийцы. Я даже просил, чтоб меня вместо собаки в ракету посадили и в небо запустили, черт со мной!
— Ну и что?
— Ничего. Ответили: «Не представляется возможным». Коротко и ясно. А жизнь без жены для меня не жизнь.
— А ты, чем горевать, женись на другой.
— Эх, ты! Молодой еще, ничего в любви не понимаешь… Ты хоть раз в жизни влюблялся?
— Конечно, — обиделся я. — Много раз!
— Ну, это, друг, не любовь! — Мне даже стало как-то не по себе, что убийца назвал меня другом. — Это как бабочка с цветка на цветок порхает. А любовь — это стремление к одному-единственному в мире цветку. Нет, никогда в жизни я на другой не женюсь.
— Ну, а если твоя Чата не вернется?
— Все равно я только ее буду любить.
Дороги наши расходились — мне надо было на север, а он пошел на восток, к Каспию, все дальше и дальше от своего аула Цовкра. Попрощались мы, я пожелал ему удачи и направился прямиком в древний аул Губден.
3
Издавна по Стране гор идет слава о губденских красавицах. Многие певцы воспевали героя, которому посчастливилось встретить девушку из Губдена. Пятнадцатидневная луна сияет, как лицо этой горянки, а двухдневная луна тонка, как ее стан.
Даян-Дулдурум много рассказывал мне о Губдепе. По его словам, если и сохранился в Стране гор аул, где верующих больше, чем неверующих, то это Губден. А ведь раньше его жителей называли гяурами, потому что они в мечеть приходили со свечками, словно в церковь, и вместо суры Корана распевали песни слепого певца.
Говорят, свалились в один год на губденскую женщину три несчастья: муж умер, сдохла коза и мачайти сносились. И закричала она, обратив взор к небу:
— Эй ты! Здорового мужа убил, козу собакам отдал, мачайти стоптал! Слезай вниз, синезадый, я тебе покажу, как в мирские дела вмешиваться!
Вообще все горцы в прежние времена считались плохими мусульманами. Сказал же о нас как-то умный человек, что скорее горец откажется от ислама, чем от обычая предков, пусть даже это будет обычай без штанов ходить.
А в наше время губденцы, видно, решили наверстать упущенное по части общения с небом. Хотя мулла у них в ауле такой мошенник… Но с ним мы еще встретимся.
Основан был Губден на холмистых песчаных предгорьях еще во времена Тимура, к имени которого горцы прибавляли «ланг», что значит «хромой». В борьбе с этим жестоким пришельцем отличился некий горский вождь по имени Губден. Был он крив на один глаз, и потому битву, которая произошла у Тимура с Губденом недалеко от Шам-Шахара, горцы до сих пор называют битвой кривого с хромым. Когда кривой почувствовал, что хромой теснит его к горам, он остановился со своим малочисленным отрядом на том месте, где сейчас стоит аул Губден. Приказал разбить шатер и сказал воинам: «Назад ни шагу! Ждите меня здесь до первой звезды, а если я не вернусь к тому времени, то первыми убейте мою жену и дочь». Вскочил он на коня и был таков.
Примчавшись в стан хромого, он сразу предстал перед ним.
— Я, кривой, хочу задать тебе, хромому, один вопрос: если мать обидела тебя, неужели ты думаешь, что, завоевав весь мир, перестанешь хромать?
Призадумался хромой: никто еще не смел обращаться к нему со столь дерзким вопросом. А ведь действительно, хоть весь мир завоюй — хромоты не скроешь!
— А что же мне, по-твоему, делать, чтобы хоть скрыть хромоту?
— Ты видишь, что я кривой?
— Вижу.
— Но слышал ли ты об этом когда-нибудь от других?
— Нет, не приходилось.
— Так вот, если не хочешь выставлять напоказ свою хромоту, возвращайся домой, — сказал Губден. — Иначе, клянусь, не я, так другой кривой появится на свете, и мир, который ты сделал хромым, сделает кривым. Зачем же нам навязывать матушке земле наши уродства?
И могущественный повелитель внял голосу разума и отступил. А Губден вернулся к своему отряду, и говорят, что губденские красавицы пошли именно из его рода, ибо он очень хотел, чтобы мир был прекрасен.