Что же до него самого, то теперь он жадно вглядывался в дорогу, бегущую вдаль, во Францию.
Иногда его взгляд останавливался на Понго, мирно скачущем на великолепном Мерлине. Тогда он задыхался от дикого желания сорвать с себя это тряпье, вскочить на своего любимого коня, ощутить его теплоту, его мощную жизненную силу и улететь на нем к самому горизонту в поисках своей собственной жизни, своей огненной мечты, которая была там, за теми облаками.
При появлении древних стен Фонтараби, отражаемых зеленоватыми водами Бидассоа, у Жиля невольно вырвался радостный возглас, заставивший Каэтану нахмурить прекрасные брови.
— Ты так спешишь расстаться со мной? — прошептала она.
Он любезно улыбнулся ей с выражением раскаяния.
— Мне не терпится стать вновь самим собой, Каэтана, и пуститься в предложенную вами авантюру. Таким уж меня создал Господь, для драк и сражений, а не для мотания шерсти под женским взглядом, будь эти глаза самыми прекрасными в мире, — добавил он, ласково целуя руку своей любовницы.
Но когда он отпустил эту руку, она нервно уцепилась за него.
— Посмотри! Что это?
Появился большой мост, построенный когда-то римлянами. Его мощные арки выдерживали толпы паломников, веками ходивших по дороге в Компостель. Но на этот раз эта древняя дорога была пустынной. На высоте каменного креста с атрибутами Святого Якова стояли рядами солдаты, перекрыв дорогу от парапета до другого парапета. Дорога была закрыта.
Карета остановилась. С уверенностью слуги знатного дома Диего уперся грудью коня в солдата.
— Дорогу! Дорогу ее светлости герцогине д'Альба!
Офицер, который стоял прислонившись к кресту, снял шляпу и спокойно ответил:
— Мы откроем дорогу ее светлости, как только она предъявит пропуск.
Диего вытащил из кармана целую кипу бумаг.
— Вот паспорта ее светлости и свиты. Мы отправляемся к источникам Лушона, там доктор де Баррье ожидает госпожу герцогиню.
Офицер покачал головой.
— Я говорю о пропусках, друг мой, а не о паспортах. Уже неделю никто не может пересечь французскую границу без специального пропуска, подписанного лично королем или же маркизом Флорида Бланка. И это до нового приказа.
— Но, в конце-то концов, это не может касаться самой знатной дамы Испании и…
— Это касается всех, даже членов королевской семьи, если им взбредет в голову предстать перед нами.
Каэтана все слышала, она побледнела, но, овладев собой, приспустила стекло и, высунув голову, подозвала офицера:
— Подойдите сюда, лейтенант. Хоть, по крайней мере, сообщите мотивы такого странного приказа.
Офицер подошел к карете, почтительно поприветствовал герцогиню.
— Бежал преступник, ваша светлость, его ищут полиция и святейшая инквизиция. А поскольку это француз, то естественно преградить ему дорогу в его страну. Мы имеем его приметы, и если он появится здесь, то ее светлость могут быть уверены, что он от нас не уйдет.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Но скажите же мне, как мне тогда проехать в Лушон?
Я никогда и ни у кого не испрашивала разрешения, даже у короля. Кроме того, я больна, я должна лечиться. Вы же, я надеюсь, не хотите, чтобы я отправилась в Аранхуэс и ждала бы в приемной у Флорида Бланка? Ну же, лейтенант, сделайте же одно лишь движение. Никто никогда вас не упрекнет в том, что вы открыли границу герцогине д'Альба. Меня же не ищет инквизиция! Ни меня, ни кого-то из моей свиты! Я готова поклясться в этом.
Видно было, что офицер мучается сомнениями. Он предпочел бы быть скорее подвешенным на дыбу, чем стоять перед разгневанным взором этой женщины. Он знал силу ее власти, и если ей взбредет в голову идея сломать его карьеру, она смогла бы сделать это, пошевелив одним лишь пальцем.
— Ваша светлость! Я умоляю вас простить меня. Я знаю, что по сравнению с вашей светлостью я ничто. У меня есть лишь моя честь солдата, но, будь вы хоть сама принцесса, без пропуска я не смог бы освободить проход.
— Ну и сравнения же у вас! — взбешенно пробормотала Каэтана. — Надеюсь, что вы не командуете всем полком. Где-то же есть еще полковник, генерал, кто-то там еще? Пошлите за ними!
— Я бы сделал это охотно, но это невозможно.
