— Я ухожу. И благодарю вас. Но не хотите ли вы мне сказать что-нибудь, о чем было упомянуто в розовом письме? Если, конечно, это только не приманка.
— Ах да, письмо! Я едва не забыла. Нет, это не просто приманка. Удалось отнять Жюли у этого демона Калиостро. Этот проклятый маг пользуется ею для своих колдовских опытов, но…
— Удалось? А кому?
— Я не могу вам этого сказать, но она вынуждена скрываться, поскольку этот дьявол силен и хитер. У него повсюду глаза.
— Скажите мне, где она, ничего больше, и я ухожу.
Она опасливо оглянулась, словно боясь быть услышанной, развернула свой веер, помахала им.
Улыбка возвратилась на ее лицо.
— Улица Клери, дом номер пятнадцать, у отставного полицейского, некоего Бозира. Но ради всего святого, не показывайте виду. За нами наблюдают. — И уже громким голосом она продолжила:
— Я огорчена, что вы должны ехать, шевалье, но вы еще придете, не так ли?
Она протянула ему руку. Он наклонился и поцеловал ее.
— Не премину, графиня. Я буду приходить каждый раз, когда вы сочтете нужным разрешить мне это.
Он прошел в первый салон. Игра была в полном разгаре. Не предупредив Лекульте, было невозможно уйти. Он предупредил его незаметно.
— Вы так спешите? — спросил банкир. — Это же глупо. Все в самом разгаре.
— Надо возвращаться. Завтра рано утром я должен быть во дворце.
— Возьмите, по крайней мере, мою карету. А потом вы скажете, чтобы она возвратилась сюда.
Стоит дьявольская погода.
Жиль поблагодарил, кивнул всему столу, обменялся крепким рукопожатьем по-английски с Баррасом, который ему бросил: «До скорого» — со своим звонким южным акцентом.
Направляясь к двери, он должен был пройти совсем близко от кардинала де Рогана. Тот, утомившись от игры, встал и отошел на несколько шагов с хозяйкой к окну. Жиль кивнул этой паре и, сам того не желая, схватил на лету фразу вновь улыбающейся Жанны, которую та адресовала прелату:
— Боже мой! Я не могла устоять перед женским любопытством, ваше преосвященство. Я сразу пошла посмотреть это знаменитое колье Бегмера и Бассанжа. Какое чудо! Какая жалость, что наша королева отказалась от такого украшения!
Некоторое время спустя, усевшись в теплую и надушенную карету банкира, он ехал к улице Клери, нисколько не сомневаясь, что немного впереди него в карете едет элегантный Рето де Виллетт, которому Жанна шепнула несколько слов в то время, когда Турнемин раскланивался с игроками в фараон.
Он не знал, что думать о Жанне. Была ли она действительно жертвой, как это она всеми силами хотела представить, а не опаснейшей авантюристкой, какой он ее видел в роще Трианона и Версаля? Тогда она так артистически владеет собой, чтобы с таким искусством играть свою роль.
Но ведь нищета, этот беспощадный растворитель всякого человеческого достоинства, не способна ли она была повернуть это хрупкое существо, рожденное в комфорте и безопасности, на неверную дорогу? По сути своей, главным виновником в этом обширнейшем заговоре, в котором Турнемин обнаружил лишь несколько частичек, не была эта женщина с блестевшими от слез глазами. А если она и играла без всякого сопротивления свою роль, то ей хладнокровно приказывал тот алчный амбициозный и вероломный принц с его холодным расчетом. В недрах своего дворца он с терпением паука ткал свою смертоносную паутину. Он надеялся оболгать своего собственного брата, не желая замечать, что корона, которую он у него вырвет, будет заляпана грязью. Если благодаря этой женщине Жюдит будет ему возвращена, то он попытается помочь Жанне выкарабкаться из того, что ей должно казаться кошмаром.
Приехав на улицу Клери, он сразу обнаружил дом Бозира. Это был узкий и высокий дом с обветшалым фасадом, дом довольно скромной наружности, зажатый между большим особняком прошлого века и тщательно обновленным каким-то магазином с закрытыми ставнями. Он отправил карету обратно к Лекульте, надеясь найти наемный экипаж на бульваре около ворот Сен-Дени.
Бывшая проезжая дорога, пользующаяся дурной славой, улица, на которой жил Корнель почти до самой своей смерти, эта улица во многом переменилась с тех пор, как на ней имела честь родиться маркиза де Помпадур. Большинство домов на ней были если не роскошными, то очень удобными. Многие имели сады. Осевые фонари, рассеивавшие дрожащий свет по снегу большими белыми пятнами, были известны тем, что они всегда вовремя загорались, чего совсем не было на многих улицах.
