— Вы должны аккуратно ходить по этому льду, Мартин. — Голос мистера Кохрейна перекрывал гул пылесоса. — Нужно следить за каждым шагом. Это очень опасно — посмотрите на мою руку. Полагаю, я что-то сломал или вывихнул, так что не удивляйтесь, Мартин, если на следующей неделе я не приду.
Смерть мистера Дипдена не давала Урбану покоя почти весь день. Клиент, подающий надежды певец в стиле кантри, пригласил его на ланч, однако Мартин не получил никакого удовольствия и, кажется, был не очень убедителен, когда за кофе пытался объяснить, почему затраты на оборудование музыкальной студии в доме певца в Хэмпстеде не облагаются налогом, а затраты на устройство бассейна облагаются. У него перед глазами все время был мистер Дипден, которого Мартин представлял маленьким, скрюченным и дряхлым, — вот он читает сумму на чеке, а потом чувствует, как боль распространяется по руке и груди…
Может, не нужно делать то, что он делает или пытается сделать? Может, он воображает себя богом, не обладая ни божественным опытом, ни мудростью? Пока что своей филантропией он довел до бессонницы и нервного срыва пожилую женщину, а также уморил старика. Конечно, есть еще и Сума Бхавнани, но Мартин прекрасно понимал, что мальчик может умереть на операционном столе. Хотя его план был совсем простым — обеспечить домами нескольких несчастных, которые особенно сильно пострадали от нехватки жилья в Лондоне. Он написал письмо с соболезнованиями Джудит Льюис и почувствовал некоторое облегчение — хотя не исключено, что причиной улучшившегося настроения была приближающаяся встреча с Франческой, до которой оставался всего час. В конце концов, сердечный приступ у мистера Дипдена мог случиться независимо от того, присылал ему Мартин чек или нет. Лет ему уже было много, за семьдесят, и многие почитают такой уход — внезапный, посреди повседневных занятий за благо…
Магазин «Блумерс» пламенел красным светом, а его витрина была заставлена горшками с розовыми цикламенами. Франческа вышла к нему в платье из розового бархата. Должно быть, она только что переоделась после ухода другой девушки специально для него. Если Мартину что-то и не нравилось во Франческе, так это ее одежда. Женщина предпочитала джинсы, юбки с оборками и косым подолом, бесформенные туники, «антикварные» блузки, шали, большие просторные кардиганы, шарфы с бахромой. Она одевалась как хиппи — пара потрепанных «сапогов-скороходов» торчала из-под хлопковой юбки в цветочек. Хотя все это не портило ее красоту, а лишь немного маскировало. Но розовое бархатное платье делало Франческу еще красивее, подчеркивая хрупкую фигурку, тонкую талию, длинные ноги, а розовый цвет гармонировал с румянцем на ее щеках. Она обняла его за шею и нежно поцеловала.
Как только они вошли в квартиру, Мартин вручил ей рождественский подарок. Пустые бутылочки из граненого стекла с серебряными пробками почему-то показались ему неуместными, и после ланча с певцом «кантри» он купил одеколон «Ма Грифф», чтобы наполнить их. Однако несмотря на то что Франческа назвала их симпатичными, даже красивыми, сказала, что никогда не видела таких изящных вещиц, он чувствовал ее разочарование. Мартин спросил ее об этом напрямую, но Франческа сказала, что нисколько, ни капельки, просто все дело в том, что она ничего для него не приготовила и ей жутко стыдно.
После ужина — стейки жарил он, а салат делала она — Мартин спросил, будет ли Рассел ждать ее звонка, но Франческа ответила, что они с мужем жутко поссорились и теперь не разговаривают.
— Из-за тебя, Мартин. Я сказала ему, что люблю другого.
Мартин взял ее за руки. Она придвинулась к нему и положила голову на плечо; они сидели на диване.
— Ты собираешься оставить его, получить развод и выйти за меня, да?
— Я хочу, но не знаю…
— Тогда тебя ничего не остановит. Я люблю тебя, а ты говоришь, что любишь меня…
— Я правда тебя люблю, Мартин!
— Ты можешь остаться здесь. Завтра мы поедем туда, заберем твои вещи, и тебе больше не нужно будет возвращаться.
Она молча обняла его. Потом, в спальне, он смотрел, как она раздевается. Похоже, Франческа нисколько не стеснялась — ни ложной скромности, ни желания дразнить, выставлять себя напоказ. Она раздевалась медленно и сосредоточенно, как маленький ребенок. Удивительно белая для кареглазой брюнетки кожа, тонкая, похожая на стебелек талия, изящные ступни и лодыжки. Худоба каким-то образом сочеталась в ней с округлыми формами, без намека на угловатость. Мартин вспомнил похожих на фей девушек с рисунков Артура Рэкема
