Озеро тьмы - страница 32

, обыкновенный, консервативный и реакционный. Революция в морали, которая случилась, когда он был подростком, прошла мимо и оставила его приверженцем старых порядков, как будто он всю жизнь прожил при этих порядках. Ему хотелось бы обвенчаться в церкви с девственницей. А вот что он точно не собирается делать, думал Мартин по дороге в Кромвелл-корт, так это заводить интрижку с Франческой, с миссис Рассел Браун, впутываться во все это… грязь, ненужные волнения и позор. Им следует расстаться, причем немедленно. Он помог женщине выйти из машины и замер на секунду, держа ее за руку на пронизывающем холоде.

Без хризантем квартира выглядела необычно пустой, как бывает с комнатой после того, как из нее убрали рождественские украшения. Мартин задернул шторы, пряча красноватое, усыпанное звездами небо и город, скатертью простершийся внизу. Франческа присела на краешек кресла, наблюдая за его перемещениями по комнате. Он вспомнил, как на прошлой неделе подумал, что в ней есть что-то детское. Это было во времена ее предполагаемой невинности, которые теперь прошли. Под глазами у нее залегли тени от усталости и страданий, щеки были бледными. Мартин перевел взгляд на ее руки, которые она нервно сжимала у себя на коленях.

— Завтра можешь опять надеть обручальное кольцо, — с горечью сказал он.

— Я его никогда не ношу. — Голос Франчески был тихим, чуть громче шепота.

— Ты так и не сказала, что он думает по поводу того, где ты.

— У Аннабел, девушки, которая живет на Фрогнале и с которой я встречаюсь по понедельникам. Мартин, я подумала, что мы можем… я подумала, что мы можем иногда встречаться в понедельник.

Он подошел к шкафчику с напитками и налил себе бренди. Потом поднял бутылку.

— Будешь?

— Нет, ничего не хочу. Я подумала о понедельниках и… субботах после обеда, если захочешь. Рассел всегда ходит на стадион «Уайт-Харт-Лейн», когда «Шпоры»[34] играют дома.

Он с трудом удержался от смеха.

— Ты все об этом знаешь, да? Сколько их было до меня?

Она съежилась, как от удара.

— Никого. — У нее была манера говорить очень просто и прямо, без всяких уловок. Отчасти поэтому, а отчасти потому, что она, как и он, не обладала острым умом или находчивостью, он и полюбил ее. Нет, влюбился, только влюбился… Осторожно, дружок!

— Мы больше не увидимся, Франческа. Мы знакомы всего две недели, а значит, можем теперь расстаться, не испытывая настоящих страданий. Думаю, на прошлой неделе я вел себя не совсем разумно, но ведь никакого вреда от этого не было, так? Я не собираюсь вставать между мужем и женой. Пройдет немного времени, и мы забудем друг друга, и я знаю, что так будет лучше всего. Я жалею, что ты… ну, ввела меня в заблуждение, но мне кажется, ты ничего не могла с собой поделать. — Сбившись с дыхания, Мартин закончил свою речь, допил остатки бренди и вспомнил фразу из какого-то старого фильма, которая когда-то казалась ему забавной. И, храбро улыбнувшись, шутливо сказал: — Я был просто безумным, пылким дураком!

Франческа серьезно посмотрела на него.

— Я тебя не забуду, — сказала она. — Разве ты не видишь, что я тебя люблю?

Никто еще не признавался ему в любви. Мартин почувствовал, что бледнеет; кровь отхлынула от его лица.

— Мне кажется, я полюбила тебя в тот день, когда принесла те ужасные цветы, а ты сказал… — голос у нее дрожал, — что мужчинам посылают цветы только тогда, когда они больны.

— Мы сейчас попрощаемся, Франческа, я посажу тебя в такси, и ты поедешь домой к Расселу и Линдси. А через год я приду и куплю у тебя цветы, и ты меня уже не вспомнишь.

Мартин осторожно поднял ее на ноги. Она казалась обмякшей и безвольной, но льнула к нему. Прижалась всем телом, обхватив дрожащими ладонями его щеки.

— Не выгоняй меня, Мартин. Я этого не вынесу.

Он понимал, что это последний шанс избежать отношений, которые его так страшили. Соберись с духом, и ты будешь свободным человеком. Но Мартин очень хотел быль любимым, причем жаждал не столько секса, сколько любви. Он понимал это — и еще кое-что, не принадлежавшее к рациональному миру. Его раскрытые губы прижались к ее раскрытым губам, руки искали ее руки. Они каким-то образом оказались на подушках дивана, и ее рука, теперь обнаженная, протянулась, чтобы выключить лампу.