А знаменитая операция по уничтожению безмерно обнаглевших вурдалаков, прошедшая в начале века? Он ее спланировал от и до, будучи колькиным ровесником и еще ни разу не начальником Отдела. И прошла она на «ура», именно потому Москва с тех пор стала в этом отношении одним из самых безопасных городов в мире. Боятся кровососы сюда нос совать без особой нужды, помнят, как пепел их сородичей утренний ветер по улицам облачками носил.
Так что – нет. Не сотворил себе Николай кумира. Он нашел наставника, от которого собирался взять все, что мог, пока есть такая возможность. И – да. Он не откажется пойти далеко, права тетя Паша. А именно – он будет рад, если когда-нибудь ему удастся занять тот кабинет на втором этаже, в котором сейчас пахнет дорогим трубочным табаком, а на стене висит карта Москвы с воткнутыми в нее разноцветными булавками.
Хотя, разумеется, чем позже это случится, тем лучше. Дело же не в том, кто сидит в кресле начальника – он или Ровнин. Дело в совсем другом. И если начальником, случись чего, станет не он, а Михеев, то это будет честно. Ему до Паши пока далеко.
– А еще… – бубнила Женька, похлопывая себя ладонями по плечам – Ой, смотри!
– Да замолчишь ты или нет? – не выдержал Нифонтов, приметивший блики света, мелькнувшие недалеко от них, на пару секунд раньше напарницы – В самом-то деле!
Фонарик. Кто-то идет, тщательно подсвечивая себе путь, что и неудивительно. Свалка – это тебе не шоссе, по которому можно, кушая сушки, хоть днем идти, хоть ночью. Здесь свернуть себе шею ничего не стоит.
Да и вообще – смелая у них, сотрудников отдела, клиентура стала. Мало кто в таком стремном месте встречу друг другу назначить отважится. Свалка – это не только вонь, насекомые, зараза всех видов и прочие неприятные моменты. Тут ведь и социум имеется, потому что свалка – это город в городе, государство в государстве.
Местные обитатели в основной массе своей социально пали так давно и так низко, что их мало интересует как действующее законодательство, так и некоторые моральные аспекты, свойственные человеческой натуре. Проще говоря – тут, на свалке, у случайного посетителя есть риск быть не только избитым или ограбленным. Его, например, после всего перечисленного запросто сожрать могут. В прямом смысле. В буквальном. Это если он мужчина. Про женскую суровую долю вообще лучше не упоминать.
Нет, днем есть хороший шанс выбраться с этих гиблых территорий без особого вреда для себя. Тут гудит тяжелая техника, ворочая груды мусора, снуют туда-сюда грузовики, бродят местные трудяги, многоголосо общаясь на пяти-семи разных языках, представители власти, бывает, заглядывают. Но то днем. А вот ночью… Какая-то часть свалки продолжает жить в правовом поле и в это время, но основные земли превращаются в территорию, живущую по своим законам. И чужакам тут не место.
В прошлом году Николай уже побывал на одном таком полигоне, они с Пал Палычем тогда гонялись за крадуном Лешкой Лесиным, который днем ранее обнес дом умершего колдуна и умыкнул оттуда кое-какие артефакты, весьма и весьма востребованные на черном рынке столицы. Вся штука в том, что всплыть на нем они не должны были, особенно череп Генриха фон Швальве, германского чернокнижника, который в лихие времена Средневековья даже среди своих коллег прославился редкостной жестокостью по отношению к людям. Гонялись они за ним, и почти догнали. Но именно что «почти». Обитатели свалки сцапали его первыми. Неделя та у этих товарищей выдалась голодная, а обычно расчетливый Лешка повел себя очень и очень глупо. Точнее – слишком дерзко. Недооценил он тот факт, что отсутствие прописки и жизненных перспектив не убивает в людях элементарное самоуважение, а наличие огнестрельного оружия не является гарантией безопасности.
Оперативники встретились с ним уже тогда, когда шустрый вор практически превратился в кучку субпродуктов. Нет, какие-то фрагменты тела валялись в сторонке, какие-то шипя, жарились над костерком, но в целом как биологический объект весельчак и ухарь Лесин, известный среди знающих людей как «Леха-Хват», существовать перестал.
