Неожиданно проснулась Маша и громко заплакала. Говорят, дети чувствуют беду.
— Подожди, — настороженно произнес сын, вытянув вперед руку, и покиул кухню.
— Их самолет разбился, — не своим голосом говорю я Кате. Мне показалось, что эти слова произносит кто-то другой, будто я слышу их откуда-то издалека. Они повторились словно эхо: «раз-бил-ся».
— Как же так? — Катя роняет из рук чашку. Она бьется вдребезги, разлетаясь по кафельным плиткам на мелкие-мелкие кусочки. — А дядя Сережа с Дашей? Они же не могут… с ними должно быть все в порядке! Ведь Маша же осталась тут! Она их ждет! — Девушка говорила точно так же, как однажды в детстве сказал мой сын. Ему было лет семь.
Возвращаясь лесной дорогой с дачи, мы сбили зайчонка — он попал в свет фар нашей «ауди». К счастью, сына с нами не было. Проскочив между колес, трусишка ударился о днище и умер, скорее от страха, чем от ушиба. На следующий день я решила поведать о происшествии своей приятельнице за чашкой кофе. Сын, как все дети, подслушав не предназначенную для его ушей историю, гневно ворвался в кухню и требовательно спросил:
— Вы отвезли зайчика в больницу?
Я растерялась.
— Конечно, — не моргнув глазом, соврала моя знакомая.
— Его ведь вылечили, да? — И, не дожидаясь ответа, уверенно добавил: — Он не мог умереть, потому что в лесу под елкой его ждет не дождется зайчиха-мама.
— Конечно, ему помазали ранку, сделали перевязку и отвезли в лес к его заячьей маме, — подтвердила моя находчивая подруга сказку, придуманную на ходу.
Но жизнь не сказка — зайчика не вылечишь! Хотя надежда меня не покидала.
Начался поиск самолета и пропавших пассажиров. Слухи ходили разные. Самолет летел в Испанию, оказался у берегов Турции. Что это: сбился с курса или угон? Одни говорили, что найден черный ящик, но еще не расшифрован, а другие — что самописец раскрыл тайну: на борту самолета произошел теракт. Над аварией зависла пелена молчания.
Андрюша был сам не свой. Он очень любил отца, не хотел верить, надеялся. Однако, не выдержав ожидания, рассказал мне под большим секретом, что его вызвали в спецслужбу и учинили настоящий допрос.
— В КГБ? — забеспокоилась я.
— Мама, КГБ давно нет.
— Ах да, я хотела спросить — в ФСБ?
— Нет, это специальная летная служба, которая ведет расследование.
— Что они хотели?
— Не запомнил ли я кого-нибудь странного, необычного, кто садился на этот рейс.
— Откуда они вообще знали, что ты провожал отца?
— Нас с Катькой камеры слежения зафиксировали. Мы в аэропорт заранее приехали и очень долго толкались.
— Что ты им ответил?
— Один парень запомнился, кудлатый такой, как Киркоров, только со скрипкой в руках.
— Что еще спрашивали?
— Почему Машку не взяли. — И, помолчав, неохотно добавил: — Чья это была идея — оставить ребенка.
— Все?
— Мам, ты прямо как они! Тоже спрашивали: «Это все?» Будто я что-то знаю и скрываю от них. — Сын еле сдерживался. Он нервничал.
— Извини, я просто беспокоюсь за тебя.
— Спрашивали, как папа с Дашей познакомились и когда, — еще более неохотно проворчал Андрей.
— Почему ты должен это знать?
— Знаю. Мне папа во всем без утайки признался… еще раньше. У нас с ним серьезный разговор был. Случилось это, когда он в командировку в Германию ездил, в рамках культурной программы. — Андрюша первый раз произнес слово «случилось». Сейчас звучит как безысходность, как неотвратимость судьбы. Раньше все выглядело по-другому. Мне казалось, что они оба обожали Дашу, тонкую, звонкую, наивно хлопающую глазами, — только каждый по-своему. Королева красоты Даша покорила сердце сразу двоих — отца и сына!
— Что значит в рамках культурной программы? — спросила я.
— Папу пригласили на конкурс «Мисс Европа». — Выдавливая из себя информацию, Андрюша чувствовал себя предателем. По-человечески понятно — тяжело и неприятно выдавать отцовскую тайну. Но теперь я чувствовала, что ему нужно с кем-то поговорить. Он продолжил: — Даша, представлявшая Россию, должна была получить корону.
— Разве она не получила?
— Нет. А ты не знала?
— Не интересовалась.
— Корона Мисс Европы досталась, кажется, голландской девушке. А Даше только приз зрительских симпатий.
