— Ну, если вас все устроит… — Я боялась что-нибудь ляпнуть, не то дядька открутит все назад.
— Устроит, устроит, — проворчал старый человек. И, будто разговаривая сам с собой, продолжил: — На мой век денег хватит и еще сынку останется. У меня ведь деньги откуда? Покойной жены квартиру продал. Ей от тетки по наследству досталась. Тоже ведь просто так Бог послал! — Дядька поднял вверх палец. — А у нас с ней… и своя неплохая. Я к ней привык. А в новой, той, что хочу продать, приживаться в моем возрасте трудновато. Да там еще строить и строить. Не знал, что в таком виде сдадут дом! Жена моя, Зоя Ивановна, светлая ей память, доброй женщиной была. Тоже бы мне так поступить посоветовала.
— Спасибо вам. Я вам задаток в самое ближайшее время дам. Кредит в банке оформлю. А вторую половину ровно через месяц. Муж обещал. Тут, — я показала на наше с Сережей жилье, — сын прописан.
— За такую квартиру вам знаете сколько полагается? — Олег Петрович посмотрел по сторонам.
— Это не моя, а его родителей. — Я оправдывала Сережу перед чужим человеком. — Просто я тут уже шестнадцать лет… — Я вдруг разрыдалась. То ли от доброты дядьки, которого Леня уговорил не наживаться на мне, то ли от холодной беседы с Сережей, то ли от того и другого вместе.
Дядька достал мятый носовой платок из кармана брюк и, протянув мне, стал утешать:
— Что ты, милая, не расстраивайся так. Все в жизни проходит. И это пройдет тоже. Я вот, когда моя Зоя Ивановна умерла, с ней хотел рядом лечь. Зачем жить? Ан нет. Жизнь распорядилась видишь как? И жена молодая, да еще дите мне рожает. И у тебя все будет.
Когда он ушел, я долго размышляла обо всем. Как это посторонний, чужой человек оказался ближе, чем муж, сын, родители?
Звонок от отца прервал мои размышления.
— Ты не одумалась? Слышала, сколько авантюр сейчас с квартирами?
— Пап, у меня не будет как у всех!
— Все так говорят, а потом… Однако ты наша дочь, и мы не хотим оставлять тебя в беде. Тебе ведь помощь нужна!
— Спасибо.
— Мы собираемся показать твоему подлецу мужу…
— Папа, только не это! Я сама…
— Вот видишь, ты не даешь себе помочь!
— Я позвоню вечером, пока.
— Помни, — кричала трубка, пока я не успела ее отложить, — ты останешься у разбитого корыта!
Мою работу никто не отменял. Даже наоборот. Теперь мне стало необходимо работать больше. Я взяла полторы ставки. Эта профессия требует огромной отдачи. Моя внутренняя энергия, точнее, энергетика, должна воздействовать на людей с бедами и несчастьями. Их нужно внимательно слушать и лечить. Во мне же сейчас пустота.
Пациентом Лени, которого я пообещала принять, оказался солидный мужчина, философ по образованию, на вид вполне крепкий, интеллигентный, но не уверенный в себе, с комплексом неполноценности. Он принес фотографию жены. Пухленькая, разбитная толстушка, со смешинкой в хитрющих глазах, изменяла ему со своим начальником. Казалось бы, банальная ситуация — служебный роман. С такими историями ко мне приходят десятки: командировка, шеф зашел вечерком в номер на рюмку коньяку или… чая. Женщина не выдерживает соблазна. Не беда, что некрасив, похабен, да и мужские достоинства оставляют желать! Важен его авторитет в глазах сослуживиц (от бабского внимания не ускользнет ни одна деталь его одежды, парфюмерии и прочих мелочей), а также вероятное продвижение по служебной лестнице. Но главный мотив измен — женщины в этом признаются сами — исключительность положения по отношению к другим сотрудницам в том случае, если скажешь «да». Из-за этого дамочки идут на все.
Однако тут случай иной. Жене пациента нужен абсолютно другой человек. Не тонкий, чувствительный философ, предугадывающий все желания и капризы, а мужичок попроще, с которым можно и закусить, и выпить, и крепким словцом перекинуться. Однако вот парадокс, моему пациенту не хотелось взять в жены очкастую библиотекаршу с зализанным пучком волос. Не пожелал он долгими зимними вечерами дискутировать с ней о Гегеле или Шопенгауэре. Его тянуло именно к такой — веселой, разбитной, пухленькой блондинке, с кудряшками, свисающими на глаза.
