— Предлагаю идею — «Рок против презервативов»! — сказал Андрей Кураев. Но увидев, что корреспондент «Известий» схватился за блокнот, поспешил оговориться: «Это была шутка!»
Говорили о миссионерской деятельности церкви.
— Долг церкви — самой идти к людям, а не ждать, пока они придут в церковь, — заявил пресс-секретарь Союза православных граждан. Самые языческие районы — это новые территории Москвы и Питера, Сибирь и Дальний Восток. Там обратиться к молодежи можно только через такую форму, как «православный рок-концерт».
После награждения Кинчев дал «Известиям» эксклюзивное интервью.
— Константин, вы сами себя миссионером считаете?
— Нет, это слишком ответственно. Я — рядовой ополченец церкви.
— Судя по вашим ранним песням, вы не были атеистом…
— Я никогда не был атеистом. Я был богоискателем, отчасти язычником. И даже, наверное, прости Господи, сатанистом, в том виде, в каком сказано в 8-й утренней молитве: служил дьяволу, сам того не зная. Если человек говорит: «Я хороший, но в Бога не верю», — это значит, что он уже служит сатане. Слава Богу, чередой чудес, замеченных мной, Господь меня привел в храм.
— Отец Андрей сказал, что он пошутил насчет «рока против презервативов», но православная церковь действительно не поощряет предохранение. Вы поддерживаете эту позицию?
— Естественно! Как же я могу не поддерживать то, чему я служу? Я еще раз говорю: я рядовой ополченец Русской православной церкви. Все, что церковь считает правильным, и я считаю абсолютно верным.
— Перед одним из ваших концертов отец Андрей читал проповедь. Вы будете продолжать эту практику?
— Мы с отцом Андреем на эту тему размышляли и пришли к выводу, что проповеди нельзя ставить на поток. Они должны быть редкими, адресными и не перед концертами. Рок-н-ролл — все-таки очень буйное действо. Надо после концерта еще на день оставаться в городе и проводить беседу с теми, кто захочет прийти к отцу Андрею»[397].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Завершая цикл статей и интервью по более чем спорным темам (отношение к современному кино и рок-музыке, «Гарри Поттеру» и «Дню святого Валентина»), я хотел бы в заключение заметить, что в этих моих суждениях нет модернизма. Модернизм — это призывы к перемене церковных преданий: начиная от догматического, вероучительного, и кончая литургическим, обрядовым. В моих суждениях нет поползновения хоть на йоту изменить вероучение и литургику нашей Церкви. Более того — я всегда подчеркиваю, что они-то должны оставаться неизменными. А вот «литургия после литургии», способы вне-храмового и вне- богослужебного свидетельства о нашей вере могут и должны меняться. Это и происходит в нашей жизни: появился православный интернет и православные теле- и радиопроповеди, миссионерские поезда и пароходы.
Разногласия по этим сюжетам естественны. Есть в Церкви люди, которые не способны объяснять свою веру — а тем более объяснять ее миссионерски, то есть на языке нецерковного мира. Среди этих людей не-миссионерского склада есть люди замечательные и просто святые (а есть и просто ленивые и погасшие). Но у них есть одни дары и нет другого дара — дара миссионерства. Эта собственная неспособность кажется им всеобщей. Из «я не могу объяснить» очень легко сделать вывод «они не хотят слушать». Частную неудачу своей не слишком-то настойчивой проповеди они склонны оценивать как апокалиптическую закрытость мира от христовой проповеди.
Мне же хотелось пояснить, что и материал современной молодежной культуры может предоставить материал для миссионерской работы Церкви.
Что в этой ситуации делать? — Да просто быть терпимыми. Не обзывать церковных людей немиссионерского склада «обрядоверами» и «мракобесами». Понять и оценить их правду. Но и миссионерам разрешить работать, освободив их от подозрений и от необходимости постоянно оправдываться перед православными же людьми.
Вот на этой не-миссионерской ноте и приходится заключать книгу об отношениях древнейшей христианской Церкви и современной молодежи. Миссионер должен быть честен. Он не должен заниматься пропагандой и рекламой. Трудно молодому человеку войти в современную церковную жизнь? — Да. Но тем, кто всюду ищет только легкость, не интересны ни Евангелие, ни Апокалипсис. И они не интересны нам. Тот юноша, что испугался наших «бабушек», уж точно не устоит перед «зверем из бездны».