Юля выглядела растерянной и едва заметно пятилась от плешивого. Он что-то ей говорил, небрежно улыбаясь, а она робко отшагивала назад. Этот дикобраз явно подавлял ее своей запредельной энергетикой, а она боялась послать его.
Увидев Игоря, она подпрыгнула на месте от радости. Глаза загорелись, улыбка озарила лицо, ноги сами понесли к любимому.
Внешне Юля напоминала мать, но не было в ней той боевитости, задиристости, которой отличалась Вероника Ивановна. Худенькая она, хрупкая, застенчивая. Милая и очень женственная. Игорь чуть не захлебнулся от восторга, когда Юля утонула в его объятиях. И даже о плешивом забыл.
– Не понял, это что такое?
Зато плешивый не обошел его вниманием.
– Ой! – Юля отпрянула от Игоря и спряталась у него за спиной.
Мужик явно был подшофе, хотя перегаром от него не тянуло. Может, обдолбился? Зрачки сужены, глаза хищно сощурены, желваки зло раздуваются.
– Ты кто такой? – пристально глядя на Игоря, спросил он.
– Юля, кто это такой? – не сводя с него глаз, обратился к своей девушке Дергун.
– Не знаю. Подошел, сказал, что маму хорошо знает…
– И маму твою знаю, и тебя такой помню… – глянув на нее, кивнул мужик. И ладонь поднял на метр от уровня земли. – Но дело не в этом, а в том, откуда ты взялся, солдатик? – пренебрежительно скривив губы, спросил он.
– Из армии взялся.
– Из армии?.. Ты его знаешь? – Мужик пальцем показал на Юлю, а потом ткнул им в Игоря.
– Это жених мой. Он из армии вернулся. Я его два года ждала!
Голосок у Юли нежный, ласковый, но сейчас он звенел от негодования.
– А дядю Сережу не ждала?
– Нет, дядю Сережу не ждала!
Игорь едва сдерживался, чтобы не отправить мужика в нокаут. До службы он занимался боксом, в армии осваивал рукопашный бой – ротный у них был большим специалистом по этой части. Не щадил на своих занятиях капитан Запашный, и это не раз спасало Игорю жизнь. Два раза он сходился с боевиками в рукопашной, одному вырывал, как учили, кадык, а другого зарубил саперной лопаткой. Не комнатный он боец, и дядя Сережа мог в этом сейчас убедиться.
Но мужик явно не в себе, а с пьяными и обдолбленными Дергун старался не связываться. К тому же Вероника Ивановна могла обидеться: вдруг этот дядя Сережа ей очень дорог. И еще этот дикобраз сам по себе крутая личность, если у него есть телохранитель. И проблемы из-за него могли начаться прямо сейчас. Громила в кожаной куртке мог оказаться непосильным противником. Да и сам дядя Сережа наверняка умел держать удар.
– А жаль… Дядя Сережа вернулся… Ну, до встречи, дочка! – Мужик приветливо подмигнул Юле и, ожесточенно глянув на Игоря, повернулся к ним спиной.
Он подошел к черной «Волге», которая стояла неподалеку, громила открыл ему дверь. В машину он садился как директор крупного предприятия, ничуть не сомневающийся в своем праве на персональный транспорт. Но ведь не директор он. На уголовника он больше похож. На какого-то маститого, прожженного лагерной жизнью уголовника. Сейчас такие персонажи в почете…
– Ты его знаешь? – спросил Игорь, обняв Юлю за плечи.
– Впервые вижу… Почему он меня дочкой назвал? – в раздумье спросила она.
– Ну, выражение такое. А что?
– Да нет, ничего… Как хорошо, что ты вернулся!
Юля прижалась к парню, но спохватилась и отстранилась. Людей на улице много, все идут, смотрят, а она девушка застенчивая. Какой была, такой и осталась… Дергун вспомнил про скамейку под яблоней и улыбнулся. Есть у них фирменное место, где они могли бы целоваться хоть до утра.
– Ты сейчас домой? – спросила Юля.
– Да надо бы. Но сначала провожу тебя. Мама твоя просила встретить и проводить. Волнуется она за тебя… И, кажется, не зря.
Неспроста Вероника Ивановна говорила о бандформированиях в городе. Видно, местная братва повылезала из нор, нормальных девчонок отлавливает. А может, именно этого дядю Сережу Вероника Ивановна и боялась.
* * *
Ханка, ширка, лярвы… Мирон и выпить любил, и морфием по вене ударить, и бабу накрутить. Но увлекаться этим нельзя. Тот же Говорец сначала берега под наркотой попутал, а затем от передоза склеился. Мирон говорил по душам с Фруктом, пацан уверял, что не трогала новая братва старого вора. А если все-таки помогли Говорцу скопытиться, так он сам в этом виноват. Дурь ему и нюх отбила, и чуйку, а без этого в мире животных долго не протянешь.
