И, конечно же, на приеме мы будем фотографироваться, и жаркое там тоже будет. И диджей, который крутит сомнительную музыку, а потом мы с Дэймоном станцуем свой первый танец в качестве мужа и жены.
Сердце мое отчаянно колотилось – я впервые поняла, как сильно мне всего этого хотелось. Да, это так по-девчоночьи, но мне все равно.
– Котенок?
– Мне нравится, – прошептала я, чувствуя, как у меня в груди все сжалось. – Нравится говорить об этом. У меня такое чувство, что это нормально. Такое чувство, что…
Дэймон наклонился надо мной, пленив мой рот своими губами. Поцелуй захватил меня, заставив запылать каждую клеточку моего тела.
– У нас есть будущее.
Когда губы Дэймона соприкоснулись с моими и он опустил меня на спину, все мысли улетучились прочь. Весь остальной мир, все тревоги и опасности – все померкло, и вскоре ничего не осталось, кроме нас двоих. Рука Дэймона творила какие-то невообразимые, сумасшедшие вещи, и от обрушившихся на меня эмоций меня подбрасывало так, словно я оседлала гребень волны. Опустившись в очередной раз вниз, я перевернула его на спину.
Брови Дэймона удивленно изогнулись, когда я нависла над ним.
– Что ты?..
Но вот он уже отвечает мне, принимая мой ритм, и силуэт его тела начинает отсвечивать красновато-белым, а рука ложится на мои влажные волосы. До того, как ресницы Дэймона опустились, я успела заметить, что его глаза похожи на неограненные алмазы, и в них сквозило потрясение и благоговение, хотя на самом деле я толком не понимала, что делаю. Но, похоже, ему это нравилось – наверное, потому что он любил меня.
Потом мы лежали, глядя друг на друга, и молчали. Я проводила пальцем по его нижней губе, набираясь храбрости, чтобы спросить о том, что меня давно волновало.
– Почему ты ушел с ними, когда они появились?
Глаза Дэймона были закрыты, а лицо выглядело умиротворенным.
– Когда они вышли из леса, я мог слышать все, о чем они думали, чего хотели. То же самое произошло с Доусоном и Ди. Между нами мгновенно образовалась связь. И поначалу это просто захлестывало меня. Я хотел пойти с ними. – Помолчав, Дэймон открыл глаза. Наши взгляды встретились. – Казалось, я забыл обо всем, кроме них. Они стали всем.
Я даже не могла понять, как это.
– Ты и теперь их слышишь?
– Нет. Разве что тихое гудение где-то на заднем плане. – Дэймон помолчал. – Это не первый раз, когда происходило нечто подобное. Когда таких, как мы, собирается очень много, становится тяжело, потому что это похоже на миллион радиоволн. Поэтому нам никогда не нравилось образовывать колонии. Когда мы собираемся вместе в большом количестве, мы все оказываемся связаны и почти образуем одно целое. И оказываешься втянут в то, чего совсем не хочешь. Ты перестаешь быть индивидуальностью. Ты становишься частью целого. Но до того, как они пришли, я даже не понимал, что эта связь может быть настолько мощной.
– Но ты преодолел это, – напомнила я ему, потому что мне показалось, что Дэймон почти разочаровался в себе.
– Благодаря тому, что я чувствовал к тебе. То же самое помогло и Доусону, и, ясное дело, любому другому Лаксену, кто связан еще с кем-то, но Ди… – Он умолк, качая головой. – Те, кто пришел, отличаются от всех нас. Теперь-то мы это понимаем, и они… такие холодные. Ни сочувствие, ни сострадание им неведомо. – Он вздохнул, и по его телу прокатилась дрожь. – Я не помню своих родителей, но я не могу поверить, что они были такими. Наверное, мы стали другими, потому что жили рядом с людьми. Но отсутствие сочувствия и сострадания делает их опасными, Кэт. Пожалуй, куда больше, чем мы можем себе представить.
Когда я вела пальцем по подбородку Дэймона, он повернул голову и поцеловал середину моей ладони.
– Правда, и у них должно быть слабое место. У всего во вселенной оно есть.
Дэймон поймал мою руку, и наши пальцы переплелись.
– В каждой колонии есть Старейшина, который, по большому счету, руководит всей группой. Я знаю, что среди прибывших должен быть кто-то вроде… вроде сержанта. Их пчелиная матка. Устранив его, мы, конечно, не расправимся с остальными, но существенно ослабим их – ослабим их власть над другими Лаксенами.
