«Мы и они!..»
Поединок ментов и бандитов. Стремный военный труд, игра взрослых, уважающих себя мужчин.
«…Небо в клетку — родословная моя-а…»
В чем-то было очень похоже.
Были смелость, авторитеты, кураж. Строгий суд товарищей. В обоих станах было важным, как человек себя вел в деле. Было одинаково позорным: менту — положить в карман что-нибудь во время обыска и вору — присвоить с кражи хотя бы малость. Менты ставили на карту быт и благополучие своих семей, близких… Здоровье. И время от времени свои жизни. Воры всегда — судьбу. И их личная ставка была постоянно выше. Но менты чаше гибли: За людей, которых никогда не знали. За чужое добро. Рискуя. Выполняя приказ. В них вбивали сознание камикадзе — ежечасную готовность к самопожертвованию.
«Это плач по мало-о-летке, это прошлое мое-о…»
Заказ оставался.
Принять ультиматум бандитов для мента всегда было западло.
Нисан Арабов не был обычным заказчиком.
Они познакомились еще во время известных августовских событий. Ночью в метро на рекламе безвестной фирмы «Сарта» бухарский банкир жирным фломастером вывел крупно:
«Все — к парламенту!»
Надпись стала исторической. Ей по праву нашлось бы место в музее.
Рэмбо тоже направлялся к Белому дому всей командой.
Многое в ту ночь казалось единственно верным.
Тому прошла добрая сотня лет.
У Нисана была собственная служба безопасности. Кроме бухарских авторитетов, крышу в Москве предоставлял ему московский авторитет Савон, личность известная…
Когда старик — родственник Нисана, приехавший в Москву, в ЦИТО — Институт травматологии и ортопедии, — вышел из дому в магазин и не вернулся, он обратился к Рэмбо. Савон, который обязан был элементарно предупредить случившееся, не пошевелил и пальцем…
Был холодный мир с азиатской группировкой «Белая чайхана», и вдруг этот наезд на Фонд, находящийся под ее покровительством. Тенденцию к перемене политики авторитетов в отношении «Дромита» нельзя было не заметить.
На Хорошевских проездах просыпались.
Рация заработала неожиданно:
—Срочно позвоните на базу…
Информация была важной. Не для эфира. Телефон „ «Лайнса» был защищен мощным скремблером.
Рэмбо вырубил кассету, набрал номер дежурного. Сообщение было кратким:
—Убит Нисан Арабов… Несколько минут назад!
Нисана Арабова расстреляли в собственном подъезде.
Водитель «мерседеса» Ниндзя видел обоих киллеров. Едва отгремели выстрелы, двое — в темных костюмах, высокие, в вязаных шапках-чулках, надвинутых на глаза, — пробежали от подъезда за угол, к машине, которая тут же отъехала. Один из бандитов держал изготовленный на заказ стальной «Джеймс Бонд» Арабова.
Все произошло мгновенно.
Многоэтажный, в центре старой Москвы дом еще спал.
Было светло и безлюдно. Дворовый, со скошенной по-кошачьи мордой пес кропил межевые знаки. Он даже не успел залаять.
На заднем сиденье «мерседеса» дремала жена нового секьюрити — хрупкая, в облегающем, как купальник, коротком топике. Она всегда по утрам сопровождала мужа.
Как только опасность миновала, Ниндзя рванул в подъезд.
Нисан лежал недалеко от лифта — молодой, тяжелый, корпусной; глаза его были открыты, черный неподвижный зрачок косил в потолок. В ногах приткнулся новый секьюрити. На нем была легкая, низшего уровня зашиты, «кираса» с полной экипировкой охранника на поясе. Пуля угодила телохранителю в висок, напрочь снесла большую часть темени. Под головой на кафельных плитках расплывалась кровавая лужица.
Помочь обоим уже никто не мог. Каждую неделю в Москве отстреливали не по одному бизнесмену и телохранителю. Заказные убийцы, как правило, отлично знали дело. Пистолеты, которыми они пользовались, валялись тут же, на месте преступления; бандиты не мелочились.
Ближе к лифту лежал выпавший из рук секьюрити «Макаров». Водитель рукой в платке отсоединил магазин, пересчитал патроны. С тем, что находился в патроннике, было семь. Телохранитель успел выстрелить…
Ниндзя прибрал находку. Осмотрелся. Гильз на площадке было несколько — все бутылочной формы. Иностранки…
Над лифтом вспыхнула сигнальная лампочка: кто-то вызвал кабину…
«Сейка» на внутренней стороне запястья мертвого шефа показывала 4.10.
