— Ну, Коленька, не надо. Ну не могу я здесь…
"Так, у соседа слева заминка на второй стадии", — эта мысль проскочила в голове у Володи, втиснувшись между двумя эмоциями — хорошей и очень хорошей. Первая эмоция, если перевести ею на русский язык звучала примерно так: "А яичница, между прочим, получилась ничего, так как я и люблю — не очень зажаренная, но и не жидкая, в самый раз". Потом, как уже было сказано, прошла мысль насчет соседа, переполненного тестотероном и адреналином, и тащившем упирающуюся девушку, а затем возникла вторая эмоция: "А с аджикой она бы пошла веселее". (В смысле яичница, а не девушка за стеной).
— Жаннуля, ну чего ты… Ты же у себя дома разрешала мне…
Володя неожиданно понял, что яичница на тарелке и секс за стеной так же гармонично сочетаются между собой как торт, украшенный ломтиками сала. Поступать по плебейски — пустую кастрюлю к стенке и ухом, вожделенно прижавшись к прикопченно-облупившемуся ее дну, слушать, слушать ту захватывающую схватку между скромным и слабым целомудрием и наглым и сильным желанием Володе не захотелось. Оставалось одно — пойти подышать свежим воздухом на улицу. Но прежде, чем парень оторвался от яичницы, стула и стола, он успел получить еще одну порцию волнующего эротического диалога.
— Коля, ну не здесь. Ну не могу я здесь… У меня дома все тихо, спокойно, а тут шум, гам за дверью… эта скрипучая кровать, ну не могу… Вот с этим последним "не могу" Володя и выскочил на улицу. "Странный народ эти женщины, — мысли лишенные звукового эротического фона текли спокойно и плавно, — в одной квартире она может с мужчиной заниматься любовью, а в другой квартире с тем же мужчиной она не может". Где-то вдалеке, оставляя голубые сполохи на темном небе проехал троллейбус. "Там может, а с тем же в другом месте — не может", — на мгновение, неясно, в голове у Володи зародилось чувство, что какая-то важная мысль не доползла до его сознания, запутавшись в многочисленных подземных этажах подсознания. Но троллейбус проехал, сполохи от троллейбуса погасли, а Володе очень захотелось добить оставленную на столе в комнате общежития яичницу. "Ну вас с этой любовью, мне кушать хочется", — с этой мыслю он отправился обратно в общагу. Холодная яичница наглядно представляла собой убедительный пример одного из краеугольных камней диалектического материализма — переход количества в качество. Понижение температуры яичницы на несколько градусов — это еще теплая яичница, еще на несколько — тоже еще теплая яичница, а понижение еще на парочку градусов — это уже холодная гадость. "Лучше я бы прослушал эротический репортаж из соседней комнаты и съел бы теплую яичницу", — немудреная мысль лениво проползла уже в сонной голове Владимира…
— … Володька… ну прекрати… ну подожди, дай сказать.
— Еще десять поцелуев и говори.
— Каких десять поцелуев? У меня не то что губы, язык от твоих кусаний распух.
— Люблю бессловесных женщин.
— И много их было у тебя?
— Пока одна, но у меня впереди лет шестьдесят активной сексуальной жизни.
— Так ты у нас оказываешься секс гигант.
— А ты разве не заметила?
— Да ты знаешь, я бы сказала обычный средний уровень, притом на нижнем пределе.
— У тебя что, было с кем сравнивать?
— Теоретически дорогой, теоретически… пока.
Оба рассмеялись.
— Сейчас я тебе покажу теоретически, и средний уровень на нижнем пределе тоже покажу.
— Володька… да прекрати ты… ох… Володя…
И снова два тела слились в одно целое, меняющееся со временем — то ЭТО напоминало восхитительный бутерброд, этакий великолепный, вкусненький «гамбургер», то вольную борьбу, преимущественно в партере.
— Ладно, Иришка, уболтала, прекращаю.
— Только попробуй… ох.
— Так средний же уровень.
— Твой профессионализм растет не то, что по часам, а прямо по минутам.
— Сударыня, я польщен.
— Милый… не отвлекайся…
Еще десять минут упорной борьбы в «партере» и клубок распался.
— Тебе когда лететь на полигон? — после долгой паузы спросила девушка.
— В воскресенье.
— А зачем летишь?
— Да обтекатель с изделием не стыкуется.
— А почему?
— А вот этого я пока и не знаю.
— А мы с тобой как, стыкуемся? — девушка озорно улыбнулась.
