У Яруна практически отсутствовала часть лица — точнее говоря, левая половина челюсти так и не сформировалась, а правая перестала расти с тех пор, как ему исполнилось шесть. В результате складывалось впечатление, будто у него всего половина головы, с кожей, туго натянутой от левого виска к частично развившейся правой челюсти.
Все остальное у Яруна было в порядке. Мозг не пострадал. Уровень интеллекта выше, чем у девяноста девяти процентов населения. Ему было трудно есть твердую пищу, но Адмиралтейство любезно позаботилось о решении этой проблемы — в кафетерии имелся большой запас питательных жидкостей.
Дикция у него была отменная. Правда, это стоило ему огромных усилий, и поэтому он предпочитал не говорить без крайней необходимости.
Наше знакомство длилось уже шесть лет — и мы перестали считать, сколько раз спасали друг другу жизнь. Мы могли разговаривать о чем угодно, но могли и молчать вместе, не чувствуя никакой неловкости. Ближе Яруна у меня никого не было.
Тем не менее иногда при взгляде на его лицо у меня мурашки ползли по коже.
В этот час в коридорах никого не было. Ночью на дежурстве остаются всего двадцать человек, и все они обычно не покидают своих постов. Мне нравилось идти по пустым коридорам, когда лампы горят тускло и все двери закрыты. Негромкий стук подошв эхом отдавался в тишине спящего корабля. Мы с Яруном хранили молчание.
Наш корабль носит название «Палисандр», в честь одноименного семейства цветущих деревьев со старой Земли. У предыдущего капитана в каюте рос самый настоящий палисандр. В пору цветения капитан каждое утро вдевал в петлицу полураскрывшийся бутон, и на фоне зеленоватой формы темно-голубой цветок смотрелся очень хорошо.
Потом у нас появился новый капитан. Она тут же заявила:
— Уберите это проклятое дерево! У него опадают листья.
Палисандр переставили в кафетерий, где он всем мешал, так как часто ронял лепестки и листья в тарелки с едой. Спустя несколько месяцев дерево засохло — скорее всего, кто-то отравил его. Экипаж устроил вечеринку, чтобы отпраздновать это событие, и даже я посетила это мероприятие. Там я впервые попробовала шампанское.
Теперь на корабле остались лишь стилизованные изображения палисандра на стенах и дверях. Руководствуясь их цветом, человек определял, можно ему сюда входить или нет. Мне, например, категорически запрещалось посещать места с оранжевыми, голубыми, зелеными, желтыми, розовыми и коричневыми палисандрами. Доступными оставались лишь помещения с красными деревьями — общего назначения, вроде кафетерия, и специально предназначенные для разведчиков и их снаряжения, отмеченные черным силуэтом. Кстати, Адмиралтейство отвергало предположение, что черный цвет в данном случае имел какое-то особое значение.
Палисандр на двери конференц-зала был красного цвета. «Услышав» наши шаги, дверь открылась. Ярун пропустил меня вперед — на людях он всегда соблюдал протокол.
Капитан Проуп замерла у «звездного окна», по-видимому углубившись в свои мысли. Она смотрела в усеянную звездами тьму, словно капитан какого-нибудь парусного судна: спина выпрямлена, руки на бедрах, голова слегка откинута назад, так что каштаново-рыжие волосы рассыпались по плечам, ноздри раздувались, словно она вдыхала морской воздух. Наверняка она приняла эту героическую позу несколько минут назад и с нетерпением ожидала нашего появления. По какой-то причине ей отчаянно хотелось произвести на нас впечатление.
Дверь с шипением закрылась; Проуп восприняла это как сигнал к тому, чтобы повернуться и заметить нас.
— О, входите, садитесь! — Она рассмеялась легким, ничего не выражающим смехом, который, по твердому убеждению психологов внеземного флота, должен был заставить подчиненных почувствовать себя наравне с начальством. Проуп была страстной поклонницей «техники харизмы». — Прошу прощения. Я задумалась. — Она бросила еще один взгляд во тьму ночи. — Никак не привыкну к тому, насколько прекрасны звезды.
Я не стала обращать ее внимание на то, что это зрелище — всего лишь результат компьютерного моделирования. Настоящее окно могло бы нарушить целостность корпуса корабля.
