— Велики заступники! Басенок уж на цепи сидит. За московского великого князя Дмитрия Юрьевича — Тверь, Рязань, могучий Новгород! — Розовощёкий мрачный новгородец насупился до того сурово, будто в битву шёл.
— А за кого Иона, епископ рязанский, митрополит названный? — не спросил, сказал Иван Григорьевич.
— Церковь почитает Москву. Ей тот хорош, кто сидит на столе великого князя! — Величавый усмехнулся, но все задумались.
Двое других гостей были монахи.
— Что вы скажете об Одноуше? — спросил молчунов розовощёкий. Отвечал старец, говорил тихо, но его слушали.
— Одноуш — мирское прозвище Ионы. Владыка много претерпел в жизни. От людей, от князей, от царьградского патриарха. Верно сказано: пуп земли для владыки — Москва.
— И слава Богу! — Возрадовался величавый. — Пусть Москва, коли наша! Москве с Великим Новгородом ни в кои времена не сравниться. Наши купцы знамениты от Ганзы до Югорской, от полнощных стран Скандинавии до Царьграда, до Астрахани! Югорские соболя, Святого Ледовитого моря моржовые бивни — почитаются во всём белом свете новгородским красным товаром.
Иван Григорьевич, хоть и хозяин, не стал поддакивать гостю.
— Еретика Исидора-митрополита потому, знать, встречали у вас, в Новгороде, с великим почётом, что вёз в Рим московскую пушнину и прочее — на двухсот возах!
У Вани сердечко сжалось, как бы ссоры не вышло. Монах-старец вздохнул сокрушённо.
— Се — правда истинная. Богатых Новгород любит. Но, чтя митрополита всея Руси, мы верили: владыка едет в Рим постоять за веру наших отцов. Веру во Христа Великий Новгород принял от апостола Андрея Первозванного, ранее Византии. От нас апостол пошёл к грекам. Византии в те древние годы был не царством, а деревней.
— Неча нам за дружеским столом поминать отступника! — Погасил спор величавый гость.
— Тяжкое время, — монах-старец осенил себя крестным знамением. — На митрополию Иону избрали после смерти Фотия, пятнадцать лет тому назад. Увы! Царьградский патриарх не признал наречение. Поставил в митрополиты Литвы и всея Руси смоленского епископа Гервасия, потому что грек. Гервасий помер, поехал Иона в Царьград за благословением, а вернулся в свите Исидора. Патриарх в митрополиты всея Руси опять своего поставил, грека.
У Вани глаза слипались. То и дело проваливался в сон, а говорили очень важное. Очнулся от благодушного смеха величавого новгородца.
— Греки многомудрые. Чего с них взять? Великое их царство смутой разорено. На Московию надежда невелика, сама под Золотой Ордой, вот и поклонились папе римскому.
— Сие — дело их совести, — сказал старец. — Но Исидор на Флорентийском соборе подписал унию за всю православную Русь. Суздальского епископа Авраамия тоже принудил руку к унии приложить.
— Бог с ним, говорю, с Исидором! — осерчал розовощёкий новгородец.
— Верно! Иона примет нашу сторону. В монахи он постригся в Галиче, а Галич удел Шемяки. Епископом был в Рязани. Рязань Москве не подруга.
— Как Бог скажет, так и будет, — молвил всё время молчавший монах.
— Золотое слово! — обрадовался величавый новгородец. — Мы идём к великому князю Дмитрию Юрьевичу с миром и за миром. Да будет покой на русской земле.
И тут дремлющего Ваню отнесли в спаленку. Он был согласен с молчаливым монахом, сказал засыпая:
— Да будет покой на русской земле!
Брега Тавриды 2009 04
