Наконец, Аттон увидел того, кто ему был нужен, и не торопясь отправился к самому дальнему столу, расшвыривая по дороге пьяниц, имевших несчастье оказаться у него на пути. Человек в потертой одежде ремесленника увидел приближающего Аттона, на мгновенье оторвался от еды, потом снова опустил глаза и продолжил трапезу. Подойдя к столу, Аттон вытащил меч, положил его на лавку и сел рядом. Человек напротив продолжал спокойно скрести деревянной ложкой по миске с густым варевом.
— Ты не ожидал меня увидеть, Канна? — Аттон, подперев кулаком голову внимательно уставился на счетовода. На плоском лице Канны не дрогнул ни один мускул. Он все так же продолжал размеренно жевать, через равные промежутки времени загребая ложкой кашу и отправляя в рот.
Аттон задумчиво почесал свежий косой шрам через весь лоб.
— В меня стреляла Ирэн?
Канна, не отрываясь от еды, молча кивнул. Аттон поморщился.
— Конечно, кто же еще. В темноте, с такого расстояния… С ней был Вернон Крапива?
Канна закончил есть, тщательно вытер ложку куском холстины и замер, уставившись пустыми глазами куда-то вдаль. Аттон немного помолчал. Канна вяло пошевелил губами и проговорил:
— Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь убил ее?
Аттон криво улыбнулся и снова поморщился от боли.
— А как ты думаешь? Если мне стреляют в спину из-за угла, я должен догнать стрелка и поблагодарить с низким поклоном? Конечно, мне было жаль убивать ее. Ирэн была отличным стрелком.
— У нее осталось двое детей, Птица-Лезвие.
Аттон нахмурился.
— О ее детях должен был подумать Торк, прежде чем нанимать ее на службу, связанную с непредсказуемыми опасностями. Но все это в прошлом. Как вы узнали, что я еду сюда?
Канна едва заметно пожал плечами.
— Ты разговаривал с трапперами в Марцине. Потом тебя видели в таверне, на Восточном Имперском тракте.
— Почему меня не пускают в Норк, Канна? Почему я не могу вернуться домой?
— Потому, что ты стал бесполезен для дела, и даже опасен.
— Я хотел бы услышать это от самого Торка.
— Тебя не пропустят к залам Великого, Птица-Лезвие. Это его приказ. Ты вычеркнут из списков Круга, и должен был погибнуть в Циче.
— Но почему? Почему, Канна? Я много лет верой и правдой служил Великому, и я не причиню ему вреда. Я всего лишь хочу, что бы он ответил на мой вопрос.
— Ты лжешь, Птица-Лезвие. Ты засомневался в мудрости и непогрешимости Великого, а аведжийский герцог смутил твой разум мороками Циче. Твое видение реальной картины этого мира изменилось. Навсегда. Тебе не выжить.
Аттон тяжело вздохнул и проговорил:
— Это неправда, Канна. Просто слепой так и не смог получить власть над моим разумом, а потому боится меня. Боится, потому, что я могу узнать истинную причину происходящего в Лаоре, и тогда вся его мудрость, непогрешимость и всеведение окажутся бессильными.
Аттон замолчал. Канна положил ладони на стол и спокойно посмотрел Аттону в глаза.
— Ты убьешь меня, Птица-Лезвие?
Аттон задумчиво улыбнулся, и положил ладонь на рукоять меча.
— У тебя есть деньги, Канна?
— Всего несколько серебряных колец…
— Это очень кстати, мне они вскоре понадобятся.
Аттон двинул под столом меч. Не отрываясь глядя в стекленеющие глаза он медленно давил на клинок, до упора, потом чуть повернул и резко вырвал. Канна тихо всхлипнул и повалился лицом в глиняную миску. Аттон огляделся, затем перегнувшись через стол аккуратно срезал с пояса мертвого кошелек, и быстрыми шагами покинул таверну.
В переулке его ждали. У коновязи, хрипя и задыхаясь, конвульсивно поддергивался его верховой олень. В ярком свете Лун Аттон разглядел вспоротое брюхо животного с вывалившимися кишками и темную обильную лужу растекающейся крови.
Аттон перевел взгляд на стоявших впереди людей. Людей было много. Они молча стояли плотными рядами, сжимая в руках дубины, серпы и топоры. Многих из этих людей он ранее знал. Он вгляделся в их пустые, безумные лица, сделал шаг назад и неспешно заговорил:
— Хорошо, хорошо… Убедили. Я не пойду в Норк. Пропустите меня, и я не перейду больше дорогу слепому.
Высокий черноусый мужчина, поблескивая опаловыми серьгами, сделал шаг вперед.
— Нет. Ты приговорен, и потому умрешь.
