— Конечно, Ягр. Я не буду задерживать тебя и твоих людей. Ты здравомыслящий человек и поступаешь правильно. Однако… — Птица-Лезвие смахнул со лба мокрую прядь волос и широко улыбнулся, — Советую тебе оставить задаток… Эти деньги не принесут тебе счастья.
— Здесь немаленькая сумма, Аттон… Мои люди на мели, а нам ведь еще предстоит немалый путь домой.
— Трусливый висельник! Подавись этими деньгами. Уж я сделаю так, чтобы твое имя ославили на всю Лаору! — маркиз взбешенно замахал руками.
Птица-Лезвие, не обращая внимания на хозяина замка, продолжал с улыбкой смотреть Ягру в глаза.
— Послушай меня, Ягр. За этими деньгами скоро придут. — Птица-Лезвие махнул рукой своему молчаливому спутнику. Канна сунул руку за отворот потертой кожаной рубахи, извлек толстый свиток и начал читать бесцветным сухим голосом, аккуратно выговаривая каждое слово:
— «Мною, принцем Боравским и Герцогом Тарра восьмого дня Второй Луны, месяца Изгнания отпущена маркизу Полу Им-Найгу из королевской казны сумма в двести серебряных колец для постройки вдоль лесов Алафф до Костяного Предела укреплений защитных, как-то: десяти башен, двадцати локтей для стрелков, изгородей заостренными кольями оборудованных на шесть лиг, а также форпоста на сотню солдат у дороги, которую холопы кличут Мрачной. Сроку на то даю до Первой Луны, месяца Даров. Принц Боравский и Герцог Тарра Манфред Первый» Далее…
Аттон щелкнул пальцами, Канна прервал чтение, свернул свиток и сунул его под мышку.
— Видишь ли, Ягр, маркиз задолжал не только банкам Троя, но и стал по своему усмотрению распоряжаться деньгами короля. Деньгами, отпущенными на строительство военных сооружений. Сын короля, принц Манфред очень не любит своевольных дворян, и уже по слухам, вздернул парочку баронов. Его гвардия скоро будет здесь. Мы обогнали их, но не надолго. Конечно, непогода задержит солдат, но завтра они уже будут здесь точно. Думаю, что маркиз с радостью расскажет им о том, куда делась часть казенных денег, в надежде облегчить пытки… В любом случае, маркиз бы тебя подставил… — Аттон прищурившись посмотрел на обмякшего от ужаса Им-Найга.
С каждым словом Птицы-Лезвия Ягр становился все мрачнее. Наемники за спиной Канны грязно ругались полушепотом. Наконец, Ягр резким движением сорвал с пояса мешок и швырнул его маркизу в лицо. Серебряные кольца позвякивая покатились по залу.
— Говенный ублюдок… — Ягр с ненавистью посмотрел на хозяина замка. Его рука медленно потянулась за мечом. Аттон сделал предостерегающий жест.
— Спокойней, Ягр, спокойней. Мне маркиз еще нужен живым.
Ягр резко повернулся и махнул армельтинцам.
— Все, уходим. Работенку нашли, на краю света, Джайллар ее забери вместе со всеми маркизами, баронами, со всей Боравией этой гребаной… Теперь будем репой давится и дождевой водой запивать, до самой Армельтии…
Ягр повернулся и пошел к дверям. У порога он остановился, бросил на маркиза кровожадный взгляд и медленно проговорил:
— Жаль, что у вас нет детей. Я бы зажарил их на медленном огне, поливая маслом. Если я узнаю, маркиз, что вы пережили встречу с гвардейцами короля, то я вернусь. Вернусь непременно, чтобы ободрать с вас шкуру. И эту шкуру брошу на пол в нужнике самого грязного борделя Тарра, чтобы вонючие бродяги мочились и плевали на нее, произнося ваше имя…
6.
Слуга с холеным надменным лицом проводил графа к приемному залу, и остановившись перед огромной дверью красного дерева, украшенной замысловатой резьбой, громко постучал.
— Госпожа готова принять вас, граф.
Биролец задумчиво скосил единственный мутный глаз на яркую ливрею слуги и слегка оправил свой видавший виды кожаный камзол странного покроя.
Дверь медленно распахнулась. В нос графу ударил божественный аромат, в котором смешались чудные запахи изысканных яств, дорогих духов и благовоний. Послышалась легкая музыка и женский смех. Граф сурово поморщился и вслед за слугой вошел в зал.
— Граф Бирольский Михаэль Второй прибыл, моя госпожа.
Слуга выкрикнул приветствие, и поспешно протиснувшись между графом и дверью, кинулся вон.
Граф нерешительно замер на пороге, осматривая светлый просторный зал, заставленный огромными расписными вазами с яркими экзотическими цветами. На огромном пушистом ковре среди подушек и изящных столиков с разнообразными бутылками сидели и лежали полуобнаженные девушки. Повсюду мягко колыхались шелковые занавеси. Над всем этим возвышался огромный портрет самого графа Норкского Оскара Одиннадцатого, в шитом золотом клобуке, с регалиями и крошечной черной куницей в руках.
