— Прошу понять меня, Ваше Величество… Все то время, что я служу князьям Атегаттским, мимо меня проходило множество слухов, порой, сознательно ложных сведений. Все мои силы занимала борьба с врагами явными и, только сейчас, я собрал достаточно сведений, подтверждающих наличие еще одной силы. Враг этот умен и коварен. Свой хвост, попавший в западню, он беспощадно обрывает, спасая голову, как ящерица. Ногу, застрявшую в капкане, отгрызает, как волк. Но он не дух, и не всесилен. Он совершает ошибки. Иначе… — Россенброк развел руками.
— Послушайте, граф. Я допускаю, что мой отец… — Конрад, на мгновенье, замешкался, — мой отец мог смотреть на это сквозь пальцы… Но мой дед?
— Видите ли, Ваше Величество… По имеющимся у меня сведениям, я могу судить, что активная деятельность этих сил пришлась именно на правление вашего отца… — Россенброк запнулся и невидящими глазами посмотрел на Императора.
Он вспомнил. Стефан Серый. Сожженный лекарь. Айве Горру. Лекарь из далекого Эркулана. Звон оружия и гарь от пожарищ. Он, Марк Россенброк, сын наемника и базарной шлюхи. Он лежал, уткнувшись лицом в горячие внутренности, а над ним стоял на коленях Айве, и из его горла, пробитого арбалетным болтом, хлестала кровь. Сзади, звучал голос. Молодой. Властный.
— Мы не смогли спасти его… Бедный Айве… Я многим ему обязан… Пойдемте, братья. Похоже, мы здесь закончили.
«Мы здесь закончили…» — повторил про себя Россенброк. Закончили. Мятеж в Джассе. Убийство семьи барона Джупры. Колодец. Потом казни, пытки, беженцы и долгорские монахи.
Конрад, буквально, слетел с трона и подхватил падающего канцлера.
— Сердце, Ваше Величество…
Долгорские монахи. Они знают… Они всегда идут по следу, и никогда не отступают, пока не извлекут истину. Их бог — правда…
— Лекаря! Канцлеру плохо!
Россенброк задыхался.
Долгорские монахи. Миром правят чудовища. Они знают. Торк. Страшное проклятие. Мы здесь уже закончили. Разрытый колодец. Россенброк открыл глаза:
— Великий Иллар! Что происходит с миром… — и потерял сознание.
52.
Как и рассчитывал Аттон, им не удалось к ночи дойти до Бетаптица. Караван остановился на ночлег возле маленькой таверны, не дойдя до города каких-то десяти стрел. Краб, вторую неделю, заливал горе вином, проклиная богов, демонов и всех встречных. Мерриз всю дорогу через аведжийские земли молчал, пристально вглядываясь в каждого, проходящего мимо, путника. Остальные караванщики были подавлены, словно постарели за это время вдвое. Пожилой данлонец, по имени Лломми, узнав о захвате Прассии, покинул их, сославшись на то, что Великий Герцог может повести армию на Данлон. Он уговаривал Аттона идти и ним, к границе, обещал устроить капралом в армию Данлона, по Аттон молча, не отвечая на уговоры, проводил его, отдав напоследок пару кинжалов, подобранных на Пустошах.
Аведжийская осень радовала мягкими, теплыми днями, и они шли, молча, среди вечнозеленых лесов Вей-Кронга, думая каждый о своем. Аттон размышлял, о том, что нападение на их караван было подстроено специально, для того, что бы потом обвинить власти Прассии, и дать повод для начала войны. За ними шли от самой границы, ожидая, пока где-то аведжийская конница подготовиться к переправе, пока заблокируют дороги и форпосты. А потом напали, и не дожидаясь результата, растрезвонили окрест, что солдаты ландграфа беззастенчиво грабят аведжийских купцов. Аттон вспомнил злое лицо кавалерийского полковника, которому Краб, запинаясь и путаясь в словах, попытался объяснить произошедшее. Ответ был прост и понятен, и Аттону стоило большого труда удержать Файю, от попыток броситься с секирой на всю конную сотню.
О чем думал Мерриз, сказать было сложно, но едва они пересекли аведжийскую границу, он подошел к Аттону, и показал небольшую склянку, с иссиня-черным содержимым.
— Не смотря, на то, что солдаты пока не обращают на тебя внимание, настоятельно рекомендую тебе, друг мой, окрасить кожу и волосы…
Аттон улыбнулся.
— Ты хороший советчик, монах… Спасибо, но у меня есть подобное средство.
В эту же ночь, Аттон покрасил волосы и втер в кожу состав, которым его снабдили в Норке. Этим составом, в свое время пользовался и отец Аттона. Утром, Мерриз, черноволосый и смуглокожий критически посмотрел на грязно-каштановые волосы Аттона и безразлично отвернулся. Файя, в свою очередь, переводя взгляд со своей кружки на Аттона, пробормотал с испугом:
