Аттон удрученно посмотрел на потоки влаги, струящиеся по грубо оттесанным камням пристанища, и уселся на черную, покосившуюся от времени и непогод скамью. Вслед за ним в укрытие вошел Канна и замер, устремив взгляд пустых, ничего не выражающих глаз куда-то поверх головы Аттона.
— Джайллар… Зачем ты притащил меня сюда, Канна? Неужели мы не могли обсудить все где-нибудь в городе?
— В городе слишком много длинных ушей, Птица-Лезвие.
Аттон устало откинул капюшон плаща, стянул перчатки и вытер ладонью мокрое лицо.
— Я уже полмесяца не вылезаю из седла. Я примчался сюда из Аттегата, загнав по дороге двух оленей, и за все это время я лишь однажды оказался у огня, да и тот горел в камине вонючей берлоги полоумного маркиза. Иногда мне кажется, что Торк специально держит меня вдали от дома. В течении последних трех лун я только то и делал, что копался в заброшенных храмах, прочесывал овраги и изучал имперские тракты, будь они неладны… Теперь, я так понимаю, меня ждет Аллафф? Что будет следующим — Горенн? Верейя?
— Ты занимался этим и раньше, Птица-Лезвие. Почему же сейчас ты решил, что Великий нарочно отдаляет тебя от Норка?
— Потому, Канна, что я уже начал забывать, что где-то в мире есть что-то другое, кроме лесов, болот и гор, и плохо прожаренной луговой белки, жестокое мясо которой приходится запивать дождевой водой, и при этом следить, за тем, чтобы самому не попасться кому-нибудь на завтрак.
— Ты устал? На тебя это не похоже. Твой отец никогда не уставал и никогда не плакался, жалуясь на скудный завтрак. — Канна все также неподвижно стоял у входа, не обращая внимания на струи воды, стекающие с неровной крыши ему на плащ. — Твоя доля — быть руками и ногами Великого Торка. Это твой удел, Птица-Лезвие. Так решил Великий. Или ты начал сомневаться в его мудрости?
Аттон сложил руки на груди, откинулся назад и устало прикрыл глаза.
— Нет, что ты, Канна. Какие могут быть сомнения. Торк мудрейший из людей, он всесилен и всезнающ, и тем не менее… Мне не нравится то, что предстоит совершить.
Канна слегка наклонил голову. Во взгляде его кукольных, пуговичных глаз промелькнуло что-то новое, промелькнуло всего лишь на мгновенье, и тут же исчезло, уступим место прежнему, бесстрастному выражению.
— Это приказ Великого, Птица-Лезвие. Ты не можешь ослушаться приказа. Великий все делает во благо простых людей.
— Ты же знаешь, Канна, что мне плевать на людей. И на холопов плевать, и на дворян, и на славное рыцарство плевать, и уж тем более, мне плевать на духовенство. Но есть древний закон, один из важнейших законов на котором держится наш мир. И перед тем, как выполнить приказ я хочу знать правду, Канна. Почему Торк собирается нарушить древний закон? И я хотел бы спросить это у него самого.
— У тебя нет времени на вопросы. Ты должен отправится к пределу лесов немедленно, и выполнить приказ. Тебя будут ждать у Памятного Камня, на берегу реки Тойль-Толла, на четвертый день Второй Луны.
Аттон выпрямился, встряхнул головой, прогоняя наваливающийся сон, и провел влажными ладонями по лицу.
— Они уже перешли горы? Действительно, у меня не так много времени. Конечно же, я выполню приказ. Я по-прежнему безгранично доверяю мудрости Великого, можешь во мне не сомневаться, Канна. Но, что если легенда лжет? Все мои поиски, и поиски моего отца, все приготовления, затеянные Торком, все может оказаться бесполезным? Сменилось много поколений, за столько лет они могли просто утратить веру в Отца и Покровителя. В этом случае Глаза Вернигора для них будут всего лишь маленькими кусочками бирюзы.
— Ты опять сомневаешься. Птица-Лезвие. Вспомни, что говорил Великий: «Сомнение — это главный враг. И этот враг может отобрать у тебя мгновенье, отделяющее твою жизнь от твоей смерти». Помни эту мудрость, воин. Глазами Вернигора когда-то давно уже воспользовался правитель Гидеон Рифлерский, по прозвищу «Ужасный». И это принесло людям нежданную победу. Пришло время воспользоваться ими еще раз. Тебе нужно спешить, Птица-Лезвие. Я же отправлюсь в Тарр, готовить почву для успешного вторжения. Наши люди отследили шпионов канцлера, короля и аведжийского герцога. Мне необходимо принять все меры, для того, чтобы Лаора как можно позже узнала о вторжении.
