Вошедший стремительным шагом капитан гвардии взмахнул свитком донесений и склонил голову:
— Ваше Высочество, одни из форпостов докладывает, что к Твиссе приближается кавалькада монахов. Они сопровождают архиепископа Новерганского…
89.
Аттон смотрел на высеченный из серого камня полумесяц в окружении звезд. Нижний рог полумесяца скрывали потеки алой крови.
Аттон опустил глаза и оглядел место сражения. Повсюду лежали изрубленные, утыканные стрелами тела. Мерриз смотрел на двух окровавленных монахов, у входа в подземелье. Один из них, с рассеченным лицом, сидел, прислонившись спиной к серому камню, глаза его вытекли, и лицо, покрытое коркой засыхающей крови пополам с грязью, походило на ужасную маску. Но он хрипло дышал и прижимал к груди меч. Рядом, опираясь руками о стену, стоял второй, из него как из соломенного чучела для стрельбы, торчало с десяток стрел. Он сплевывал сгустки крови и безразлично смотрел в их сторону. Аттон наклонился и перевернул на спину хрипящего рифдольца, с отрубленными по локти руками, и заглянул в полные муки глаза мальчишки.
Монах у стены, со стоном вырвал из груди стрелу, и отшвырнул ее в сторону.
— Воистину, Бог непредсказуем… Спираль жизни нашей наполнена истиной, как сердце человеческое наполнено кровью. Ты ищешь её всю жизнь, обрекая себя и других, на муки и страдания. А найдя, понимаешь, что это всего лишь очередная ступенька, и задрав голову вверх, блаженно созерцаешь недоступные дали…
Мерриз поднял с земли измазанный кровью и грязью арбалет, и не спеша, зарядил его. Рифдолец страшно захрипел и затих. Аттон прикрыл юноше глаза, и посмотрел на раненного монаха.
— Вы остались вдвоем, святые братья… Вы победили их всех — и зеленых, ни в чем неповинных мальчишек, и тертых наемников…
Монах поднял на него пустые глаза и прохрипел:
— Нет невиновных… Есть истина… Она велика и всеобъемлюща… В ней жизнь и смерть… Радость и боль… Кто владеет истиной — владеет миром, ибо может кроить из неё все жизненные предначертания по своему желанию. — Монах пошатнулся, но удержался на ногах. Он смотрел, как Мерриз заряжает арбалет, и по небритому подбородку его стекала темная кровь.
Аттон вглядывался в знакомые, искаженные смертельными судорогами, лица армельтинцев.
— Видать, сам Джайллар собрал вас всех здесь, в такой неподходящий момент. Но ведь это мы… Я! — Аттон указал пальцем на себя, потом на Мерриза, — И он… Мы пришли сюда, для того что бы узнать правду. А вы… Вы пришли сюда помешать нам. Вы пришли сюда для того, что бы отнять у нас правду. Вы не знаете ничего! — Аттон смотрел на окровавленного монаха, и голос его сорвался на крик. — И боитесь, что кто-то увидит правду, за теми монументами лжи, которые вы воздвигли вокруг своего бессилия… Проклятый слепой лжец… Он всю жизнь обманывал моего отца, он обманывал меня, их… — Аттон указал пальцем на трупы наемников. — Будьте вы прокляты…
— Прокляты… Ты думаешь, что узнаешь, в чем заключается правда? — Монах хрипло рассмеялся, давясь кровью. — Не ты, и не этот проклятый отступник, никто из вас не способен отличить правду ото лжи… Вам лгали и будут лгать на протяжении всей вашей, я надеюсь, недолгой жизни…
Звякнула арбалетная тетива, и монах рухнул, со стрелой во лбу. Второй, поднял трясущимися руками меч, и резким движением распорол себе горло.
Мерриз аккуратно положил арбалет перед собой.
— Путь свободен, Птица-Лезвие. Можешь войти…
Аттон посмотрел на трупы вокруг себя, и присев в лужу крови, прикрыл лицо руками.
— Мне страшно, монах… Я боюсь, того, что могу там увидеть… Я всю свою жизнь полагался на чужие слова… Я шел по дорогам и убивал, никогда не задумываясь… А сейчас, я боюсь того, что все это окажется правдой. Ты и я… Мы знаем куски мозаики… Сейчас, мы подберем еще один… И увидим полную картину. Смогу ли я перенести то, что увижу? Мне кажется, что это бремя не для наших плеч…
— Пойдем воин… Посмотрим. Быть может, истина намного ужаснее, чем ты себе представляешь.
— Ты умеешь успокаивать людей в трудную минуту, монах. — Аттон встал и, перешагивая через трупы, вошел в подземелье.
90.
