— Что такое?
— Ну, вряд ли его можно считать очень уж важным, но обвинение сделает все от него зависящее, чтобы раздуть его значение. Она католичка и не считает развод допустимым.
— О! Понимаю, что ты имеешь в виду.
— Я больше ничего не могу вам рассказать, так что, Шейла, отправляйтесь спать, дитя мое, а ваши дядюшки выкурят еще по одной, и последней, сигарете, в награду за свой зрелый возраст.
— Другими словами, — сказала Шейла, неохотно вставая с кресла, — чтобы я не мешала вам поговорить о всяких интересных подробностях. Ладно, полагаю, мне придется удалиться, хотя это все ужасно глупо. Я ведь не ребенок.
— А что скажет на этот счет ваша матушка?
— Ну конечно она раскудахчется, — хихикнула Шейла. — Но ведь все матери так ведут себя, когда их идиотки дочери уже умеют сложить два и два и получить четыре, а не три.
Роджер встал и открыл дверь.
— Вот это материнское свойство совершенно ускользнуло от моего внимания, — с интересом заметил он, — ведь главный авторитет по проблеме матерей, их причуд и привычек, американская киноиндустрия, хранит многозначительное молчание на этот счет. Покойной ночи, мисс Пьюрфой.
— Покойной ночи, глупый старичок. Ночи, Алек!
И Роджер закрыл за ней дверь.
— Интересно, данная молодая леди действительно так много знает о некоторых аспектах жизни, как старается нас в этом уверить? — заметил он, снова садясь в кресло.
— Думаю, что да, — спокойно отвечал Алек. — Современные девушки теперь мало о чем не знают. И я думаю. что это хорошо. Воспитывать девицу, надев ей шоры на глаза — от этого никто не выиграет, и меньше всего сама девица.
— Александр, я с тобой совершенно согласен, но ведь это может немного сбить девицу с панталыку, а? Ну ладно, теперь поговорим о миссис Бентли и Аллене. Хочу подчеркнуть следующее: заявление Аллена, что они с миссис Бентли не влюблены друг в друга, не произведет на судью или присяжных ни малейшего впечатления. Для нас с тобой это почти свидетельство ее невиновности, по они будут очень неприятно поражены. Аллен, между прочим то же самое сказал полицейским, и они рассмеялись ему в лицо. И дальше смеяться будут и другие.
— Но я не совсем улавливаю, о чем ты, — признался Алек. — Почему такое заявление не будет принято во внимание и судьей, и присяжными? Мне-то оно кажется чрезвычайно важным.
— Это потому, что ты здравомыслящий человек. Но искать здравомыслящих людей в судейском зале — дело безнадежное. Там на двери можно высечь надпись: "Всяк сюда входящий, оставь здравый смысл, коим, возможно, ты когда-либо обладал, в том числе и ты, кто сядет на скамью присяжных, и все, кто хоть в какой-то степени обладает способностью размышлять". Я уже говорил тебе об этом вчера или позавчера, когда рассуждал о нашем старом знакомце, человеке, обладающем юридическим умом? О законнике? И это лишь еще один пример в доказательство моей теории.
— Все же объясни, — ответил Алек, откидываясь на спинку кресла и с довольным видом попыхивая трубкой.
— Ну что ж, изволь. Дело тут в следующем. Понимаешь, связь с Алленом ужасно осложняет положение миссис Бентли. Для законника, как я уже говорил однажды, все на свете — та или другая крайность, белое или черное без малейшего оттенка серого. Верная жена это, конечно, чистейшее как первый снег создание. Неверная жена соответственно, исчадие тьмы. Любовь, благословленная законом, — непорочно чиста. Незаконная — черна, как преисподняя. Никакие посторонние обстоятельства, которые могли бы разрядить тьму, внести хоть малейший серый оттенок, никогда не допускаются к обсуждению. Иначе говоря, незаконная любовная связь не способна возжечь хотя бы искру симпатии в зале суда. Прокурор будет набожно говорить о святости брачных уз. Судья упомянет о "преступной страсти", а присяжные потупят взгляд в соответствии с доброй лицемерной традицией, как будто никто из них, ни судья, ни прокурор, ни присяжные — все вплоть до полицейского, стоящего у двери в зале, никогда в жизни не погрешали против безупречной чистоты поведения, о которой они все с таким жаром толкуют! А то, что они сами грешили, сделает их еще более нетерпимыми к чужим грехам. А кроме этого безнадежного, иррационального предрассудка есть еще и твердая уверенность, свойственная британскому образу мышления, что от прелюбодяния до убийства кратчайший шаг.
