— Ну пет, совсем не безгласен, — сказал Алек, прикрывшись газетой. Такого не случалось еще никогда.
— Безгласен из-за кеджери и вконец смущенный проявлением ваших чувств по отношению друг к другу…
— Роджер, ну как вам не стыдно! И это вы были шафером Алека на нашей свадьбе!
— Но теперь вы взяли меня в тиски и оскорбляете. И в первое же утро после моего приезда. Какие есть обратные поезда в Лондон?
— Есть один, очень удобный и подходящий, отправляется вроде через полчаса. А теперь расскажите нам о других причинах, почему вы не могли приехать раньше?
— Ну, во-первых, Барбара, я довольно сильно ценю комфорт, а разные, достойные сожаления опыты, о которых мы с дрожью умолчим, очень убедительно мне доказали, что новобрачной требуется целых двенадцать месяцев, дабы научиться сносно управлять СБОИМ хозяйством и обеспечить гостям достаточные удобства.
— Роджер! Здешнее хозяйство работает как часы с тех самых пор, как я за него взялась, не правда ли, Алек?
— Как часы, дорогая, — рассеянно пробормотал молодой супруг.
— Ну тогда вы среди женщин — большое исключение, Барбара, — ласково ответил Роджер, — и я не могу не признать этого в присутствии вашего мужа. Тем более что он выше и сильнее меня.
— Роджер, вы что-то не очень нравитесь мне сегодня утром. Вы покончили с кеджери? На другом блюде вы найдете поджаренные почки! Еще кофе?
— Поджаренные почки? — и Роджер быстро вскочил с места. — О, мне начинает нравиться мое пребывание в вашем доме, Барбара. Я уже подозревал, что так оно и будет вчера за обедом, а сейчас я это знаю наверняка.
— Ты все утро собираешься чревоугодничать, Роджер? с отчаянием спросил Алек.
— Надеюсь, его большую часть, — весело констатировал Роджер.
И почти на две минуты воцарилось молчание.
— Есть что-нибудь интересное в газете? — как бы между прочим осведомилась Барбара.
— Да только это дело Бентли, — ответил муж, не отрывая взгляда от страницы.
— Дело женщины, которая отравила своего мужа мышьяком? Что нового?
— Да муниципальный суд передал ее дело в уголовный.
— А что-нибудь говорится о позиции защиты? — спросил Роджер.
— Нет, защита хранит молчание.
— Защита! — слегка фыркнула Барбара. — Как можно на нее надеяться? Если вина так очевидна!..
— Вот голос всей Англии — за двумя исключениями.
— Исключениями? Никак не думала, что тут вообще могут быть исключения. Кто же эти люди?
— Ну, во-первых, сама миссис Бентли.
— Ну, да, миссис Бентли, разумеется. Но она все равно знает, что виновата.
— Без сомнения, по она не могла и представить, что ее вина будет столь очевидна для всех, не так ли? Было бы странно, если бы она думала подобным образом, для этого надо быть весьма своеобразной особой.
— Но она в любом случае является такой своеобразной особой. Обычные женщины не скармливают своим мужьям мышьяк. А кто является другим исключением?
— Это я, — скромно признался Роджер.
— Вы? Роджер! Вы хотите сказать, что, по-вашему, она не виновата?
— Это не совсем так. Я — исключение только в том смысле, что не верю в слово "несомненно". Ведь, в конце концов, ее еще не судили, как вам известно, и мы не знаем, что она может сказать обо всем этом деле.
— Что может сказать она? Полагаю, что она состряпает какую-нибудь лживую историю в свое оправдание, но, право же, Роджер! Я одно скажу: если ее не повесят, то ни один муж в Англии больше не сможет чувствовать себя в безопасности.
— Тогда будем надеяться, что ее повесят, — заметил Алек шутливо. — Но я говорю это исключительно с мужской точки зрения, конечно.
— "Предубежденность" — ты по природе женщина, пробормотал Роджер."Кровожадность" — женского рода тоже. Замечательно! И мы все превращаемся в женщин из-за этого дела. Пожалуйста, Александр, передай мне мармелад.
— Я знаю, что у тебя, старый черт, извращенные понятия, — с неохотой подчинился Алек. — Но ты действительно считаешь ее невиновной?
— Ничего подобного, Александр, я так не считаю. Я стараюсь только (и, по-видимому, только я один) сохранить свободу мышления. И повторяю — она еще не давала показаний в суде.
— Но ведь заключение коронера, что имело место убийство, указывает именно на нее, как на виновницу.
