Под музыку Вивальди гитаристы разбивали лагерь. Музыка Вивальди неслась из походного приемника главного туриста, потому что никакой другой в это время не передавали, а тишину туристы не переносили. И Вивальди ревел со страшной силой.
Главного туриста звали Владимир Иванович, а кличка его была Папирус. Вообще-то, в молодости его прозвали Папироса, но постепенно он рос, мужал и со временем стал Папирусом. Шибко умный был.
— Эй, ребята, — скомандовал он, — бросайте-ка вы палатки и займитесь добычей добычи. Ты, Молчун, иди ставь капканы. А ты, Кудряш, устанавливай сеть на реке.
Разумеется, Молчун был самым болтливым человеком в их компании, точнее, в их шайке, а Кудряш был лысый, ну просто как самый обычный электрический выключатель.
— Да, — сказал Молчун, — мы уйдем, а ты останешься один на один с тортом. А потом, как в прошлый раз, скажешь, что торт съели пчелы.
— Это не торт, — сказал Папирус. — Это динамит. Если не веришь мне, дерни за веревочку. От тебя ничего не останется, одни пуговицы.
— А зачем нам динамит? — спросил болтливый Молчун. — Мы что в партизаны идем. Будем поезда под откос пускать?
— Мы будем рыбу глушить.
— А на кого мы ставим капканы? — спросил Молчун.
— На зайцев, куропаток, барсуков.
— А курицы, поросята?
— Да их в лесу не бывает никогда, — ответил Папирус. — Ты что больной?
«До чего природу довели, — решил про себя Молчун. — Ничего вкусного в лесу не осталось».
— Слушай, Гена, — сказал Чебурашка, — может, мы попросимся к туристам. Мы будем им помогать — разжигать костер, собирать дрова. И тебе не придется работать председателем колхоза.
Но Гена не согласился.
— Нет, Чебурашка, эти туристы какие-то ненастоящие. Посмотри, как они палатки ставят, как деревья ломают. Настоящие туристы природу берегут. А эти только о себе думают.
И, повздыхав, наши герои двинулись дальше.
Старуха Шапокляк тем временем сидела в маленьком кафе при станции и изо всех сил ела мороженое. Она подозвала официанта:
— Милый юноша, как часто от вас ходят поезда на Москву? Юноше было уже лет сорок восемь. Он ответил:
— Очень часто. Утром и вечером. Через день.
— Так, — сказала старуха, — сейчас у вас еще не вечер?
— Нет, не вечер. Но уже и не утро.
— При чем здесь утро? — рассердилась старуха.
— При том, что сегодняшний утренний поезд уже ушел. А завтрашний вечерний поезд будет только завтра. Они ходят через день.
— Ку-ку, кукареку! — сказала сама себе Шапокляк. — Кажется, я влипла. А где у вас ближайшая гостиница, в смысле отель? — обратилась она к официанту.
— Ближайшая гостиница, в смысле отель, у нас в Москве, — ответил юноша.
«Точно влипла», — поняла Шапокляк. Она расплатилась, вышла на железнодорожный путь, вынула кошелек крокодила Гены, дала его понюхать Лариске и скомандовала:
— Лариска, след!
Было жарко как в бане. Наконец железнодорожный путь уперся мостиком в речку. Кусты касались воды и сосны давали смешанную тень. Если забыть о том, что до Москвы 200 километров, а из денег в руках только торт, то можно было почувствовать себя как в раю.
— Гена, — сказал Чебурашка, — давай искупаемся.
— Давай, — согласился Гена.
Они подошли к воде, разделись (главным образом Гена, он снял пиджак и брюки, Чебурашка снял только рюкзак и очки) и бросились в воду.
— Жалко, что здесь есть мостик, — сказал крокодил. — Я бы мог здесь работать перевозчиком. Посадил человека на спину и перевез. Вот тебе и денежка.
— А я бы сидел на тебе и продавал билеты, — поддержал Чебурашка.
— Ну все, пора вылезать, — решил Гена. — Нам еще идти и идти.
Как только они вылезли, Гена закричал:
— Чебурашка, что с тобой?
— А что? — спросил Чебурашка.
— Ты же весь синий.
— Может быть, я перекупался?
— Да нет, здесь вода такая, как чернила.
И верно, Чебурашка выглядел как старая школьная промокашка. Гена чихнул и из его носа вылетело синее облако.
— Так ведь это и есть та самая река Березайка, про которую нам писали братья Иванов, Петров, Сидоров и маленький Мкртчян! — закричал Чебурашка. — Ну помнишь те, которые писали в «Крокодил». У них еще лягушонки синие.
— Срочно идем к директору! — решил Гена. — Раз уж мы оказались здесь. Спасем речку и лягушек.