— Не бойся, старик, я верну их всех живыми и невредимыми.
— Не стоит их недооценивать, поди, не моложе твоего… белобрысого, — огрызнулся уязвленный воин.
— Старик, не путай шестнадцать лет жизни своей ребятни с шестнадцатью годами становления оружием, — спокойно ответил Садар. Разящий, которого теперь звали Азит, молчал, изредка кивая.
— Мерзавец! Вот мерзавец! Уверен, что именно он так распорядился, а император его слушает, — вдохновенно ругался принц намного позже, когда маленький отряд выехал из города.
— Объясни, я не понимаю, что такого произошло, вызвавшего в тебе столько злости, — Азит ехал рядом, и гнедая лошадка принца нервно похрапывала, косясь на вороного коня неприкасаемого. Сия зверюга заслуживала отдельного внимания: черный как смоль жеребец, огромный, более схожий с тяжеловозом, чем с армейской лошадью, обладал столь диким нравом, что внушал невольный страх любому, кто смел приблизиться. И лишь альбиносу удавалось справиться с этим внушительных размеров животным, невзирая на очень не покладистый характер.
— Да Кирит, его рук дело, не иначе. Только и я не уступлю. Знаешь, Азит, мы обязаны вернуть этих юнцов живыми. Всех, — Садар заметно нервничал.
— А сложность в чем?
— Понимаешь, там сотни мятежников. И их действительно поддерживает Рагард, там опытные воины. И против них — пять десятков детей! — принц слишком повысил голос, и "дети" немедленно отозвались, возмущаясь:
— Мы не дети!
— Скольких ты убил?! — Садар едва сдерживал ярость, обернувшись с вопросом к самому ретивому. Ответа не последовало. И не могло последовать — новобранцы, этим все сказано.
— Я сохраню их жизни для тебя, — неприкасаемый произнес это настолько спокойно, что Садар заскрежетал зубами еще сильнее. Он понимал — как ни силен Азит, но в настоящем бою тоже не бывал, а уничтожение мародеров нельзя назвать сражением. Еще один юнец, возомнивший себя воином. Но этот хоть видел смерть, не дрогнет.
Садар понимал, что ехать через Гидер и Сидерим — на три недели меньше, чем по пустыне до перевалов Западного Мадерека. Но всё же выбрал длинный путь, не решившись сейчас взглянуть на развалины собственной страны. Боялся сорваться, наделать глупостей. Потому и остужал свой пыл под раскалённым небом пустыни. За перевалом барханы сменились ковыльной степью. Ушедшая с пустыней жара оставила лишь марево за спинами отряда, проведшего в пути несколько недель. Западный Мадерек, также именующийся Анаторисом, расположился на скалистом плоскогорье, покрытом редкими перелесками, спускающимися в глубокие балки, по дну которых струились узкие, но полноводные бездонные речушки. Белопенные абрикосы то там, то здесь выныривали среди бурой оголенности других деревьев. Вырваться из песков в эту раннюю весну, вдохнуть одуряюще-свежий воздух — это стало для Садара чем-то необычным, невероятным, словно за те полгода, что он провел в Мадре, остальной мир прекратил существовать, или он перестал в него верить. Тем более, что и Сидерим находился намного южнее Анаториса. Резкий контраст, из-за которого новобранцы вертели головами по сторонам, не менее принца отказываясь верить в то, что где-то нет пустыни.
Анаторис славился соляными копями, чем и представлял основной интерес для империи, являясь в тоже время полунезависимым государством в государстве — своеобразным анклавом. Потому и беспокоился император о возникшем мятеже: потерять влияние в Анаторисе — лишиться "белого золота", одного из самых важных стратегических продуктов, монопольно поставляемого империей на мировой рынок. Нерик, единственная провинция Рагарда, являвшаяся непосредственным конкурентом Анаториса по промыслу, заметно проигрывала в качестве, поскольку не владела копями, а производила соль морскую, очищая до приемлемого уровня. Она была заметно хуже, чем каменная соль, употребляемая в пищу, и соответственно — дешевле.
Стратегическую ценность западной провинции понимал не только император, но и Садар, успевший к тому времени изучить экономическое положение обеих империй, противостоящих друг другу. Деля сферу влияния на мировой арене, жадно втягивая в диктаторский ареал более мелкие государства, незаметно, но неотвратимо превращая тех в своих вассалов хотя бы номинально. Просидев несколько месяцев над книгами, вчитываясь в строки о том, как, расколов мир пополам, выросли из мелких стран два таких гиганта, принц неожиданно для себя понял, откуда возникла странная молниеносная вражда, в кратчайшие сроки вылившаяся в войну между Сидеримом и Гидером. И из-за этого понимания сидеримский наследник косился на обе империи, поскольку явственно почувствовал их руку в произошедшем. Узнать, чьими же сторонниками выступили гидериане, ему не удалось, поэтому неприятно-осадочное желание мести затаил и на Рагард и на Мадерек. Если бы новобранцы, выделенные под начало Садара, догадывались о том, какие мысли относительно империи роятся в голове назначенного их командиром, то поостереглись бы настолько проникаться восхищением к незаурядным талантам принца-мечника.
