Конечно, не надо было им это говорить, но как иначе стимулировать дачу ими правдивых показаний, я не знал. Ворюга, соглашались мужики. Но мы-то ничем не лучше. При развитом застое весь народ был несуном и грызуном. Дырки в заборах все шире и шире разгрызались. Хоть на танке выезжай. Только сколько там возьмешь? Сейчас куда лучше условия. И дыры этой в заборе не надо. А уж возможности, не говоря о потребностях… Так что мы, господин следователь по особо важным делам, товарища генерал-полковника не столько осуждаем, сколько им восхищаемся. Большому кораблю, сами знаете, какое плавание. Так что не взыщите. Поговорить можно, но о протоколе даже не мечтайте. А этот дом – что дом? Как построился, так и развалиться может. Особенно если подпалить с четырех углов. Включим ему счетчик, куда денется…
И все же я докопался, несмотря на сочувственный нейтралитет рабочего класса и грезящего о дембеле воинства. Все то же – торговля подержанными машинами, доставленными из Германии. Даже скучно стало. Осталось только напрямую спросить прославленного полководца, откуда у него такие денежки, предъявить ему обвинение и подшить к делу обвинительное заключение.
И вдруг на другой день снова звонок. Как всегда, не вовремя. Опять я повздорил с женой насчет того, кто не отключил телефон, опять она ополчилась на мерзкую привычку Кости Меркулова звонить ни свет ни заря. Но на этот раз голос был незнакомый. И очень жизнерадостный. Скорее даже какой-то жизнеутверждающий. Оказалось, помощник генерала Тягунова – господин Горюнов Сергей Андреевич.
– Вы ведь хотели переговорить с Геннадием Матвеевичем, не так ли? – спросил он.
– Не переговорить, а доставить приводом на допрос, – довольно резко поправил его я.
В гробу я видел всех этих генеральских помощников, звонящих в момент супружеской близости!
– А вы не желали бы для начала переговорить с его банкиром – Савранским Борисом Львовичем, владельцем коммерческого банка «Сатурн»? – спросил он еще более приподнятым тоном.
Я поперхнулся. Всего можно ждать от наших генералов, но о том, что они даже имеют собственных банкиров, я слышал впервые.
– Не расслышал ваше звание, Сергей Андреевич, – сказал я, чтобы что-то сказать.
– Я штатский, – весело откликнулся он. – Можете просто – Сергей. Так что скажете насчет вашей встречи с Борисом Львовичем, которую он уже запланировал на завтра с двух десяти до двух двадцати?
Это была наглость. Банкир, видишь ли, уделил мне время – десять минут! И небось подсчитал, какие от этой благотворительной акции понесет убытки.
– Я могу вашего банкира вызвать к себе в следственную часть повесткой! – вспылил я, и жена осторожно погладила, успокаивая меня, по голому плечу.
– Не вызовете, – от души развлекался генеральский помощник. – Могу поспорить на сотню баксов. Или даже на три.
– Которые вам выделит ваш банкир? – усмехнулся я.
– Ну, – произнес он голосом жлоба, разговаривавшего с лохом, потом спохватился и снова перешел на официальный тон, который ему нелегко давался. – Так что передать господину Савранскому?
– Что я жду его в это же время у себя в следственной части Генпрокуратуры. И продержу у себя столько, сколько сочту нужным.
И бросил трубку.
– Ты, папа, злой! – приоткрыла дверь моя четырехлетняя дочь Ниночка. – Я тебя такого больше любить не буду. – И топнула красным крохотным башмачком.
Жена поспешила к ней.
– Пойдем, Нинуля, я надену тебе новое платье.
– А почему вы раздетые? – поинтересовался наш несмышленыш.
Ответа не последовало. Жена прикрыла за собой дверь, подмигнув мне напоследок.
Я стал собираться на работу и только вдел левую ногу в штанину, раздался звонок. Так и поскакал к телефону на одной ноге, чертыхаясь и проклиная свою невезучесть.
Это конечно же был Меркулов.
– Что ты делаешь завтра с двух до двух двадцати? – спросил он.
– С двух десяти, – неожиданно поправил его веселый голос давешнего помощника генерала, подключенного Костей к нашему разговору.
– С двух до двадцати минут третьего я собираюсь плевать в потолок! – зло сказал я. – А что?
– А то, что в это время ты должен прибыть в офис господина Савранского, – сказал Костя сквозь зубы, – этого, надо отметить, заслуженного и весьма занятого человека, чтобы выслушать все, что он собирается тебе сказать.
