– Это ты про что? – спросил я. – Про банкира или про сына генерала Тягунова?
– От майора ты уже отказался. Забудем. Я тебе про него ничего не говорил, усек? – наклонился он ко мне через стол.
– Ну вот, уже обиделся. Ладно, беру банкира. Как его – Салуцкий? Кстати, странно, что прокурор Москвы поручил это дело зеленым следователям, почти студентам. Тебе не кажется?
– А кому поручать? – горестно спросил Костя и махнул рукой. – Штат прокуратуры не укомплектован, приходится набирать студентов с последнего курса, а иногда и практикантам поручать сложнейшие дела. Ну все? Не до тебя. Через час у генерального совещание. На нас уже десяток банкиров висит. Одним больше, одним меньше… Ты все понял?
Я вышел от него, стараясь вспомнить, что знаю либо слышал о Салуцком. Об этом деле что-то показывали по телевизору, если не ошибаюсь…
Его убили, когда он выходил из своей машины среди бела дня возле его банка. Выстрела никто не слышал. Свидетелей было полно. Хотя что значит – свидетели? Убийцу не видел никто.
А потом эксперты НТО сказали, будто стреляли с другой стороны Садового кольца. Пуля калибра 7,62 миллиметра. Скорее всего, снайперская винтовка Драгунова.
– Именно так, – сказал, не скрывая облегчения, новоиспеченный следователь межрайонной прокуратуры Володя Фрязин, когда я принимал от него дело. – Выстрел был произведен с другой стороны улицы. Криминалисты, оперы МУРа и свидетели были едины в том мнении, что пуля попала в спину.
– А есть свидетели, – спросил я, – которые видели, откуда и кто стрелял?
Он явно смешался. О том, что свидетели бывают разные в подобной ситуации, он как-то не подумал. Про это они не проходили. Черт знает чему их там учат.
Он не понимал еще, что степень важности свидетелей бывает разная. По нашему уголовно-процессуальному закону любой человек, допрошенный по уголовному делу, – свидетель. Но польза от многих свидетелей – нулевая. Доказательственное значение таких показаний ничтожно.
Это убийство выпадало из ряда. Обычно банкиров убивали в подъездах, наверняка при посадке в лифт или при выходе из оного. Этим наши лифты напоминают самолеты – самое опасное взлет и посадка. Тот, кто стрелял, с другой стороны Садового, – настоящий снайпер, ничего не скажешь. И очень уверен в себе.
Правда, не совсем понятна мотивация тех, кто его нанимал. Тот, кто это совершает в подъезде, больше рискует сам, но исполнение – сто процентов. Здесь, в толпе, надо выждать, когда цель никто не загораживает. Или этот кто-то хочет изменить почерк? Такое тоже бывает. Во всех детективах ищут сходства почерка. На том будто бы и попадаются. Значит, насмотрелся, начитался киллер подобных историй, голова опухла, а ночью осенило: изменю-ка я почерк! Не в подъезде, а с крыши из снайперской винтовки с глушителем. Пусть ломают головы. Где вот только найти этого умельца?
Уже дома, после ужина, я позвонил Славе Грязнову, временно исполняющему обязанности начальника Московского уголовного розыска.
– Наш общий приятель задал мне задачу, – пожаловался я. – Представляешь, сначала хотел, чтобы я нашел генеральского сынка, пропавшего в Чечне, а потом подсунул мне дохлое дело об убийстве банкира Салуцкого. Пусть твои ребята пошарят по сводкам и компьютерным файлам: нет ли чего подобного в последнее время? И что-нибудь на убиенного воротилу бизнеса.
– Для него нет большего удовольствия, чем ткнуть нас с тобой носом в какое-нибудь дерьмо, – поддакнул Слава.
– Вот-вот, – сказал я. – Ну ладно, ритуальные причитания закончили. Давай к делу. Что ты слышал про Салуцкого? Хоть по телевизору видел, как его кокнули?
– Смотрел и радовался: не нам перепадет этот дохляк.
– Теперь тебе радости прибавилось, – заметил я.
– Что, дело попало к тебе? – хмыкнул Слава. – Это считай что и ко мне. Взвалишь на меня всю грязную работу. В первый раз, что ли.
– Отмоешься, – сказал я. – Когда заберут тебя с Петровки в МВД. Каким-нибудь начальником управления станешь на Огарева. По телевизору покажут.
– Нечего мне там делать, – сказал он с чувством. – Наверное, я вам всем надоел своим занудством. Только по телефону меня спокойно и воспринимаете.
