– Подождите!
С трудом проглотив слюну, Том отодвинулся. Только для того, чтобы Вайолет знала – он не станет торопить события, если она еще не готова.
– Что случилось? – спросил он, пытаясь вернуться в реальность.
Бог мой, он ведь не какой-нибудь идиот. Что он делает, о чем только думает? Ведь она – второстепенный персонаж, который заслуживает разве что двадцати страниц в его книге.
Далеко не подходящая кандидатура, в которую он мог бы влюбиться.
– Я не знаю. – Вайолет потупила глаза, и Том сейчас многое отдал бы за то чтобы прочитать ее мысли. – Я просто… не уверена, что это хорошая идея.
– Почему? – спросил он, и разочарование сжало ему грудь, как он ни пытался этому сопротивляться. Он понимал, что она не готова открыться. Ему просто надо расположить ее к себе.
– Потому что вы журналист. Потому что я не собираюсь завязывать отношений. Потому что вы работаете на папу. Много всяких причин.
– Но вы не сказали, что не чувствуете того же, что чувствую я, когда мы вдвоем.
Вайолет вздохнула.
– Послушайте, я и не говорю, что я не… Хорошо. Да, меня тянет к вам, хотя мне этого и не хочется. Но это еще не значит, что нам непременно надо… что-то с этим делать. Вы гостите в моей семье, работаете с моими родителями. Зачем же рисковать, ведь можно все испортить.
– Это стоит того. – Том нисколько не сомневался в том, что говорил.
– Бросьте, Том. – Губы Вайолет сморщились в подобии улыбки. – Это ваш счастливый шанс. Не рассказывайте мне, что намерены рискнуть им ради дешевой интрижки с Близняшкой с провокационного видео?
– Не говорите так, я уже давно понял, что вы другая.
– Нет, я все та же. Глупая, наивная девчонка с секс-видео. Но только не Вайолет.
– Для меня вы стали Вайолет, – заверил ее Том.
– Надеюсь. – Она наконец-то подняла на него широко открытые голубые глаза. – Но во многих отношениях вы для меня остались только журналистом. Уже и то странно, что я так разоткровенничалась с вами, больше, чем с кем-либо, кроме Уилла, но я до сих пор почти ничего о вас не знаю.
– Что вы хотите узнать?
– Все, – ответила Вайолет. – Но только в другой раз. Мне нужно время, чтобы… все переварить. Я сегодня сделала очень большое дело, когда одержала верх над Коллинзом. Еще месяц назад я бы не осмелилась – я обычно в таких случаях закрывалась от людей, зная, что про себя они смеются надо мной. Думаю, что… во многом это благодаря тому, что вы появились здесь. Но все происходит очень быстро, а мне предстоит еще столько всего подготовить для концерта, и…
– Вам нужно время. Я понимаю. – Том тоже должен был все обдумать. – Это не интрижка, Вайолет… по крайней мере, для меня. Думаю, что для вас тоже. Так что дадим друг другу время.
Он ободряюще улыбнулся Вайолет и позволил себе продвинуться немного дальше:
– Но мы не станем надолго откладывать наш следующий разговор, да?
Вайолет, уже взявшаяся за свою сумочку, серьезно взглянула на него.
– Том, мне нужна вся правда, так же как и вам. Это единственный способ убедить меня вам доверять.
Она наклонилась и быстро поцеловала его в уголок губ, потом схватила со столика ключи от своего номера и быстро пошла в глубь вестибюля.
Том смотрел, как она исчезает в лифте. Последний раз мелькнули золотистые волосы, и двери закрылись за ней.
Он знал, что не мог рассказать ей всей правды.
Допив свое пиво, Том взял ключи, чтобы идти наверх. Ему предстояло многое обдумать и многое написать.
У Вайолет появилось нехорошее подозрение, что Том ее избегает.
На обратном пути из Брайтона домой они почти не разговаривали, потому что Том задремал на своем пассажирском сиденье, сославшись на то, что в его номере была очень неудобная кровать с выпирающими пружинами, окно не закрывалось, а в душе капала вода и не давала ему заснуть. Вайолет тоже плохо спала.
Выехав на автостраду, она подумала, что если он и впрямь испытывал такие неудобства, то мог бы прийти и переночевать в ее номере…
Но только она ясно дала понять, что не станет спешить, пока не узнает его как следует.
В последующие несколько дней Тома нигде не было видно. Он даже не приходил ужинать. Папа сказал, подмигивая, что он «работает, как каторжный». Вайолет поверила бы в это, если бы уже не настала пятница, а от него всю неделю не было ни слуху ни духу.
