Склонившись над мертвым телом, десятник с ловкостью столичного карманника ощупал робу мертвеца. Возникшая в голове догадка блестяще подтвердилась. Плотный и весьма объемистый конверт находился в специальной перевязи, используемой гонцами.
Поднеся бумагу к глазам, Лаен скривил губы в отвращении. Сургучная печать содержала оттиск печати канцелярии Собора, а краткий текст находившейся рядом с ним приписки гласил, что под страхом смерти запрещается чинить препятствия подателю сего.
Поколебавшись, Лаен все же решил забрать находку. Никому хуже он этим не сделает – еще немного, и либо кровь гонца, либо дождевая вода уничтожит бумагу. Все-таки любопытно, что там такого значимого, что монах не пожалел собственной жизни? Или он знал, что его, как важного гонца, будут искать, и до последнего надеялся, что конверт не попадет в чужие руки?
Лаен подумал, что пора уходить отсюда, а еще лучше – попробовать догнать караван еще до того момента, как он достигнет мануфактур. Будет просто здорово, если после всех этих событий удастся завалиться на топчан и расслабиться хотя бы на пару часов.
Оттерев кровь с лезвия стилета о робу мертвеца, Лаен вспомнил о данном самому себе обещании и подошел к иконостасу. Ему хотелось верить, что тело умершей Археи, где бы оно сейчас ни находилось, не станет приманкой, а впоследствии – пристанищем для какой-нибудь мерзкой сущности Шуйтара. Например, орущей по ночам скитницы, которую караванщики слышали некоторое время на пути из Хаска, но, к счастью, так и не увидели.
Найдя глазами благообразный образ высокого старца, изображенного с ярко горящим факелом в руке, разгоняющим тьму одним взмахом руки, Лаен склонил голову и прошептал первые строки уже порядком подзабытой молитвы, которой в детстве его обучила сестра.
Снаружи болезненно скрипнула ступень крыльца. Буквально застонала от непомерного усилия, грозя рассыпаться трухой под чьим-то грузным телом.
Десятник отчаянно закрутил головой в поисках укрытия. Кроме как за алтарем, надежно спрятаться было негде. Нет, нельзя – оттуда не выбраться в случае чего. Оставался единственный вариант. Он метнулся к скамьям и укрылся за трупом химеры, перекинутым через лавку. Как назло, от резкого движения рана будто начала оттаивать и снова запульсировала болью.
Вначале из дверного проема выплыла оглобля, а точнее – рукоять гигантской секиры, и лишь мгновением позже показался ее владелец. Проклятый санданирец все же соизволил прийти в сюда. Запах крови его привлек или посетившая церковь несколько минут назад и забравшая душу монаха Малька потревожила – уже не имело значения. Оттеняемые черным лицом бельма глаз медленно шарили по помещению, задерживаясь лишь на убитых.
Сейчас десятник мог с уверенностью сказать, что оживленный не причастен к учиненной в церкви бойне. Огромный топор оставляет совсем другие следы. Что же он тогда намерен делать? Вывод напрашивался сам собой: десятника благодаря сигилу Пустоты он почуять не мог, а значит, игрушку живорезов непременно заинтересуют мертвые тела.
Лаен запоздало догадался, что выбрал неподходящее место для укрытия.
Возникшие за спиной гиганта вулды остановились в нерешительности, но черный санданирец властно указал на химеру, подпирающую столб, а потом ткнул узловатым пальцем в Лаена. Нет, не в него, конечно, а во второй труп, за которым он так неудачно укрылся. Повинуясь приказу, чудовищные битюги двинулись исполнять поручение, направившись прямиком в сторону джараха.
Проклятое мертвячье, санданирец же приказал начать не с этого!
Предугадав дальнейшие действия десятника, Марта слабым голосом предложила:
«Делайте что нужно, я помогу…»
Вновь ощутив волну холода, окатившую пылающий бок – будто в прорубь сиганул, – десятник выпрыгнул из укрытия и понесся прямо на чернильного гиганта, замершего в дверях. Его слуги опасности не представляли, и джарах легко прошмыгнул мимо них. Мертвый воин явно не ожидал подобного маневра, что давало Тарку хороший шанс на успешный исход.
Ноздри на мгновение ощутили запах разложения, через дверной проем уже показался кусок мокрого неба… Рывок! Находясь уже почти на улице, Лаен получил вдогонку такую оплеуху, что пробил головой балясины перил крыльца и кубарем полетел по мокрой земле прямиком к оградке.
