– Ну, ты же знаешь, какой из меня боец… Я увидел, что ты и так хорошо справляешься, и подумал, что вмешаюсь в самом крайнем случае…
– Можно подумать, что это был не крайний! – фыркнула я, почувствовав, что добилась своей цели. – Ну ладно, так и быть, я тебя прощаю! Едем в город!
– В таком виде? – Гера грустно оглядел автобус и почесал в затылке. – А если нас остановит милиция?
– Скажешь, что мы везем тяжелобольную собаку, – я кивнула на Бонни. – А еще лучше – взбесившуюся… тогда ни один милиционер не станет дальше разбираться…
Бонни недовольно зарычал: ему не понравилось, что его назвали больным, а тем более бешеным.
– Вот-вот, ты так зарычишь – и нас пропустят без лишних вопросов!
– Кстати, насчет собаки, – спохватился Гера. – Ты ведь обещала мне пекинеса, а привела это чудовище…
Я сделала вид, что не слышу.
Гера сел за руль, а мы втроем – я, Иван и Бонни – разместились сзади. Мы с Иваном устроились на скамейке, Бонни вальяжно развалился у наших ног.
Иван кутался в клетчатый плед: ночь была теплая, но после всего перенесенного его бил нервный озноб.
– Я должен тебе сказать… – начал он, когда наш автобус вырулил на шоссе. – То есть я не должен, я хочу сказать…
– Может, не надо? – усмехнулась я, заботливо укутывая его плечи.
– Нет, надо! – он покраснел, побледнел и придвинулся ко мне поближе. – Ты знаешь, я так тебе признателен… так благодарен… ты столько для меня сделала…
– Ой-ей-ей! – вздохнула я. – Это что – выступление на торжественном собрании, посвященном моему юбилею?
– Не сбивай меня! – вскрикнул Иван. – Я и сам собьюсь! Дело в том… ты понимаешь, никто и никогда… и поэтому я тоже… ну, в общем, ты сама понимаешь!
– Нет, – честно призналась я. – Совершенно ничего не понимаю!
На самом деле я прекрасно все понимала, не сочтите меня за дуру. Однако решила не давать Ивану палочки-выручалочки, пускай выкручивается самостоятельно. Хочешь изъявить благодарность, так скажи об этом прямо, без охов, ахов, вздохов и экивоков! Вечно мы, женщины, должны приходить на помощь.
– Ты извини, – Иван помотал головой, – что-то никак не могу собраться с мыслями.
Я хотела ехидно вставить, что это его обычное состояние, но вовремя опомнилась. Человеку и правда сегодня досталось. И потом, вроде бы он умный, программу какую-то придумал, на работу в приличную фирму берут…
– Спасибо тебе, – Иван взял меня за руку, – ведь если бы не ты, они увезли бы меня…
– И в любом случае ты бы не выжил, – грустно закончила я, – даже если сердце уже не понадобилось… никому не нужен свидетель…
Его глаза потемнели, и я поняла, что болтаю лишнее.
– Жалко Бориса… – пробормотал Иван, – ну да ладно, значит, судьба… Но я, вообще-то, о другом… понимаешь…
Тут наш микроавтобус подбросило на какой-то рытвине, и я непонятным образом оказалась в объятиях Ивана. Бонни недовольно заворочался, пытаясь встать, но я пнула его ногой, чувствуя, что сейчас произойдет что-то очень хорошее. Иван не подвел, его губы прижались к моим губам.
– Вот теперь понимаю! – пробормотала я, когда у нас не хватило воздуха, и он на мгновение отстранился. – Но для большей уверенности можно повторить…
Бонни привстал и положил голову мне на колени, я тут же двинула его кулаком по носу, тогда он наступил мне на ногу всем весом. Я едва слышно застонала, и Иван понял это как призыв.
Он снова потянулся к моим губам и даже закрыл глаза в предвкушении, но вдруг между нами появилась огромная золотисто-песочная морда. И вместо того, чтобы поцеловать меня, Иван поцеловал слюнявую физиономию Бонни!
Всю оставшуюся дорогу мы просидели рядом на скамейке, а это чудовище развалилось посредине и смотрело нахальным взглядом.
«Я вас насквозь вижу! – читала я в этих глазах. – Ишь чего выдумали. Ты моя и только моя, мы будем вместе, и никто нам не нужен. Подумаешь – сводный брат! Это еще доказать нужно. Понаедут тут, наши морепродукты кушать…»
Иван все больше мрачнел, я совершенно растерялась.
В квартире было тихо, пыльно и неубрано, в последнее время я запустила хозяйство. Бонни решительно настроился портить нам жизнь, он всюду следовал за нами. Пробовали закрыть дверь – она тотчас начинала трещать под ударами огромной головы. Пробовали умилостивить его салатом из свежей каракатицы и осьминогов – негодяй только усмехался и выпускал на пол очередную порцию слюны.
