Ощутив себя по-настоящему гостем, Герейнт, кажется, немного расслабился и поправил запонки. Линн уловила легкий запах одеколона, кстати, хорошо ей знакомый — "Букет Бленгейма". Запах больших денег и мужского самомнения.
Словно предчувствуя вопрос, Герейнт первым перешел в наступление:
— Мне ужасно неудобно, Линн. Я, конечно, не вовремя. Но мне необходимо поговорить с тобой.
— Если не ошибаюсь, ты сказал, что все в порядке, — возразила она, с трудом сдерживая раздражение.
— Пока да, — ответил он с улыбкой.
— Так зачем ты пришел? Будь добр, объясни, в чем дело.
— Из-за Вернона. Сказать по правде, что-то он мне не нравится.
Линн кивнула, хотя не могла прочитать на его лице никакой озабоченности. Скорей на нем застыло выражение деланного дружелюбия. Так обычно выглядят немолодые манекенщики в журналах по вязанию.
— Ты уделишь мне несколько минут?
— Разумеется. — Что еще она могла сказать? — Я не на службе, так что давай валяй… сэр.
— Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе: все, что я скажу, — совершенно секретно. — Его глаза на мгновение вспыхнули злобой, однако ее тотчас сменила обычная фальшивая доброта.
— Да нет, уж будь добр, напомни, — съязвила Линн, отметив про себя, что газ в камине горит на полную мощность. Он что, сам его включил? Вот это нахальство.
Герейнт как ни в чем не бывало принялся выковыривать из-под ногтей грязь, бросая ее на ковер.
— Почему бы тебе не снять шарф?
— Мне и так хорошо.
Собственно говоря, Линн сама собиралась сделать это, но теперь получится, будто она снимает шарф по его команде. Ну нет.
— Итак, Вернон, — продолжал Герейнт. — Ты же знаешь, он мой старый друг. В молодости мы начинали вместе. И сейчас вращаемся в одном кругу. Хороший парень.
— Согласна.
— Именно поэтому я и пришел к тебе. Наш Вернон — натура неуживчивая. С ним не каждый найдет общий язык.
— Я уже заметила.
— Да и дело, которым вы сейчас занимаетесь… Словом, кое-кто не хочет, чтобы он в нем участвовал.
Такого Линн никак не ожидала. Наверняка на лице ее отразилась полная растерянность.
— Что ты несешь?
Герейнт уставился в ковер, затем, словно плохой актер в "мыльной опере", попытался изобразить сожаление.
— Речь идет о нашем общем друге. Я тебе говорю это по секрету. Мне пришлось побороться, чтобы Вернона не отстранили от расследования.
— А он это знает?
— Еще чего не хватало!
— Но почему? Что он такого натворил?
Герейнт заметил ее возмущение и поднял руку в миротворческом жесте:
— Послушай, это твой дом, и я отнимаю у тебя время. Спрашивай меня о чем угодно. Я не могу гарантировать ответы на все вопросы, но постараюсь.
— Я уже задала тебе один вопрос. — Линн спохватилась слишком поздно — враждебность, сквозившая в ее голосе, вряд ли укрылась от гостя. И интонация, и четкая, словно стаккато, дикция — все выдавало ее истинные чувства. Это был голос истинной леди, обращавшейся к непонятливому торгашу. Однако Герейнт предпочел не подавать виду.
— Дело не в том, что он натворил, Линн… а в том, что он еще не успел натворить.
— А именно?
— Хорошо, я все сейчас объясню… Как давно ты его знаешь?
— Несколько лет.
— Верно. И если бы я попросил тебя написать книгу о методах его работы, интересно, сколько страниц у тебя набралось бы?
Линн улыбнулась абсурдности вопроса.
— Ну, сотни две с половиной.
Герейнт фыркнул.
— Два абзаца. И ни строчкой более. И то, если как следует поднапрячься. Ты понятия не имеешь, как работает его голова. Я тоже. То есть я знаю, что в карты игрок он никакой, сколько раз я его уделывал. Но я понятия не имею, чем и как он думает на работе. В полиции принято работать командой. Как полицейский Вернон обязан координировать действия с коллегами. А он что? Хоть кого-нибудь поставил в известность о том, что собирается делать? Да ему на всех наплевать.
— Но у него есть результаты, — тихо заметила Линн.
Факт был самоочевидным, однако по сравнению с мощным напором Герейнта воспринимался как-то бледно.
— Да? Но как? Он же ни с кем не делится. Ты читала его последний рапорт?
— Я его печатала.
— Хватит, ты собственноручно его писала.
Линн усмехнулась:
— Откуда такие сведения?
— Просто одно предложение бросилось мне в глаза. "Факт совершения подозреваемым преступления представляется безусловно доказанным". С каких это пор Вернон научился так витиевато выражаться?
