Отголоски иного мира - страница 7
«До тридцатилетнего возраста или даже позднее мне доставляла большое удовольствие всякого рода поэзия, например, произведения Мильтона, Грея, Байрона, Вордсворта, Кольриджа и Шелли. Еще в школьные годы я с огромным наслаждением читал Шекспира. Я находил большое наслаждение в живописи и еще большее — в музыке. Но вот уже много лет, как я не могу заставить себя прочесть ни одной стихотворной строки. Недавно я пробовал читать Шекспира, но это занятие показалось мне невероятно, до отвращения скучным. У меня еще сохранился некоторый вкус к красивым пейзажам, но и они не приводят меня в такой чрезмерный восторг, как в былые годы. Кажется, что мой ум превратился в некую машину, которая перемалывает факты в общие законы. Утрата этих наслаждений равносильна утрате счастья и, может быть, вредно отражается на умственных способностях, а еще вероятнее — на нравственных качествах. Она ослабляет эмоциональную сторону нашей природы»[4].
Необразованные «первобытные» люди интуитивно чувствуют, что буйволы и попугаи, орангутанги и жирафы — это далеко не все существующее. За зримым миром скрывается нечто таинственное, сакральное. Они, не знающие технологической цивилизации, даже начинают поклоняться природе. Напротив, те, кто сводит сущее к материи, могут и вовсе лишиться способности радоваться, удивляться и восхищаться.
Однажды в Финляндии я стоял в поле и, дрожа от холода, смотрел на северное сияние. По темному небосводу расходились гигантские арки изумрудного переливающегося света. Зеленый свет сгущался, соединялся в единый поток, потом разрывался на островки, пульсировал и вновь сливался в цельный узор. Арки парили в небесах, заслоняя звезды и не подчиняясь силе тяжести. Меня поразило, что столь великое и грандиозное чудо совершается в полной тишине. Его не сопровождали ни рокот вулкана, ни даже раскаты грома. Я подумал: как должны были удивляться ему древние скандинавы, которые ничего не ведали ни о магнитном поле, ни о солнечных пятнах, солнечном ветре и ионных бурях.
Библейские псалмы наполнены радостью о тварном мире, появившемся по воле Личности. Мир — шедевр великого Художника. Но можно ли увидеть красоту мира, если считать его случайным сочетанием нанокусочков материи, а наши органы чувств – чисто случайной комбинацией молекул?
Я много лет выписываю журналы, которые предназначены для членов клуба «Сьерра» Общества охраны диких мест и Национального общества Одубона. Чтение невеселое: в основном рассказы о том, как мы отравляем воду и воздух, варварски обращаемся с пустынями и обрекаем на вымирание целые виды животных и растений. Поразительно, однако, сколь часто авторы, взывая к срочным мерам, используют слова «священный», «сакральный», «бессмертный». Говоря о сохранении участка в верховьях Миссури, один защитник природы заявил: «Мы должны сохранить его для потомков. Было бы кощунством не сделать этого».
Клуб «Сьерра» был основан Джоном Муиром, чудаковатым натуралистом, который разработал богословие природы. В ней он видел действие руки Божьей. Гуляя по Кумберлендским лесам на юго–востоке США, Муир записал:
«Ах, эти лесные сады Отца нашего! Какое совершенство, какая божественная архитектура! Какая простота и вместе с тем таинственная сложность деталей! Кто прочтет летопись этих лесных страниц? Кто внемлет учению братьев–родников, радостно поющих в долинах, и всех обитающих здесь блаженных тварей, окруженных нежной заботой Отца?
Впоследствии большая часть руководителей клуба «Сьерра» отказались от богословских основ учения Муира. Но подобно тому, как основатели Соединенных Штатов апеллировали к «неотъемлемым правам», которыми людей «наделил Творец», защитники окружающей среды ищут трансцендентной Высшей Власти, которая бы санкционировала наше почтение к Творению. Но все–таки они пользуются словом «сакральный» как метафорой, хотя само понятие сакральности они утеряли и даже отказались от библейской концепции попечения человека о природе. Но какой ценностью обладают дартеры–моллюскоеды или леса из калифорнийского Мамонтова дерева, если не Господь их сотворил?
