Курьер уходит на почту. Барон и Графиня молча обмениваются взглядом, без слов понимая друг друга. Они прекрасно сознают свое положение, им обоим видится страшный выход из него. Одно из двух: либо бесчестье и разорение, либо смерть Милорда и страховка.
Говоря сам с собой, Барон возбужденно ходит по сцене. Графиня слышит обрывки сказанного. Тот рассуждает о здоровье Милорда, возможно, сдавшем после Индии; о простуде, которую два-три дня назад подхватил Милорд; об удивительных случаях, когда такой пустяк, как простуда, вдруг кончается серьезной болезнью и смертью.
Заметив, что Графиня слушает его, он спрашивает, что она может предложить. При всех недостатках у этой женщины есть огромное достоинство — высказываться без околичностей. „Неужели у тебя в подвале не найдется бутылки, — спрашивает она, — с какой-нибудь „серьезной болезнью“?“
В ответ Барон сумрачно качает головой. Чего он боится? Что после смерти могут сделать вскрытие? Нет, его не страшит никакое вскрытие. Он боится самой процедуры отравления. Милорд слишком заметная фигура, чтобы его можно было объявить серьезно заболевшим без медицинского освидетельствования. А где врач, там всегда есть опасность разоблачения. Дальше: этот Курьер — он предан Милорду, покуда тот платит ему жалованье. Даже если ничего не заподозрит врач, что-то может обнаружить Курьер. Чтобы яд сделал свое тайное дело, его нужно давать отмеренными дозами. Малейший просчет или ошибка могут возбудить подозрение. Слухи могут дойти до страховых контор, и те откажутся платить. При таком положении дел Барон не станет рисковать, да и сестре не позволит рисковать вместо себя.
На сцене появляется еще один герой — сам Милорд. Он раз за разом звонит Курьеру, но тот не является. Что означает эта наглость?
Со сдержанным достоинством (ибо зачем радовать скверного мужа, показывая, как глубоко она уязвлена?) Графиня напоминает Милорду, что Курьер ушел на почту.
Милорд подозрительно спрашивает, видела ли она это письмо. Графиня холодно отвечает, что не интересуется его письмами. Вспомнив о его простуде, она спрашивает, не нужно ли позвать врача. Милорд в сердцах отвечает, что в его годы пора уметь лечиться самому.
В это время входит Курьер, вернувшийся с почты. Милорд велит ему снова выйти и купить лимоны. Он хочет пропотеть в постели после горячего лимонада. Он и прежде так лечился от простуды — вылечится и на этот раз.
Курьер молча повинуется. Судя по его виду, он очень неохотно делает этот второй выход.
Милорд поворачивается к Барону, до этого не принимавшему участия в разговоре, и ядовито интересуется, сколько еще времени тот предполагает оставаться в Венеции. Барон невозмутимо отвечает: „Будем говорить откровенно, Милорд. Если вам желательно, чтобы я покинул ваш дом, вам достаточно это сказать — и я его покину“. Милорд поворачивается к жене и спрашивает, перенесет ли она разлуку с братом, издевательски упирая на слово „брат“. Графиня сохраняет хладнокровие, ничем не выдавая своей смертельной ненависти к титулованному негодяю, оскорбившему ее. „Вы хозяин у себя дома, Милорд, — только и отвечает она. — Поступайте, как вам заблагорассудится“.
Милорд смотрит на жену, переводит взгляд на Барона и неожиданно меняет тон. Не уловил ли он за спокойствием Графини и ее брата таящейся угрозы? Как бы то ни было, он просит извинить его за несдержанный язык. (Жалкий негодяй!)
С лимонами и горячей водой возвращается Курьер, и Милорд комкает свои оправдания.
Графиня только теперь отмечает болезненный вид слуги. Когда он опускает поднос на стол, у него дрожат руки. Милорд велит Курьеру идти за ним и приготовить лимонад в спальне. Графиня говорит, что Курьер едва ли способен выполнить его распоряжение. При этих словах человек признается, что он действительно нездоров. Он тоже простудился; в лавке, где он брал лимоны, он ждал на сквозняке. Его бросает то в холод, то в жар, и он просит позволения ненадолго прилечь в постель.
Покоряясь голосу человеколюбия, Графиня вызывается сама приготовить лимонад. Милорд берет Курьера под руку, отводит его в сторону и шепчет ему: „Наблюдай за ней, следи, чтобы она ничего не клала в лимонад; принеси мне его сам и уж тогда отправляйся в постель“.
