Еще куча шкафов была в спальне. Он ринулся туда.
– С ума сошел! – заорал Роман и, секунду помедлив, прыгнул в огонь следом.
Здесь огня было меньше. Но дышать было совершенно нечем. Главное, что горящая проводка выбрасывала в воздух такой ядовитый газ, что его смело можно было применять при казни преступников.
У них в запасе было не более минуты.
Шкаф оказался закрытым.
Карченко дернул дверь на себя, и ручка осталась у него в руках. Тогда он с разворота ударом ноги вышиб одну планку.
Потом вторую.
Полминуты.
Пожарный рвал дверцу руками.
Они успели заметить сквозь пролом скорчившуюся на полу фигуру, но дыра была слишком мала, чтобы вытащить через нее человека.
Сорок секунд.
Роман схватил из угла массивный светильник на металлической ножке и использовал его в качестве лома.
Дверь была разнесена в щепы. Теперь предстояло вынести тело через оставшиеся три комнаты, а это оказалось сложнее, чем добраться сюда. Во-первых, за то время огонь получил подпитку кислородом; они же оставили открытой входную дверь, во-вторых, горели уже не просто деревянные панели, а содержимое шкафов и мебель. Рванули бутылки французского коньяка. Хорошо, что не весь запас сразу.
Они прошли через пламя, не считаясь с тем, что одежда на обоих горела. Прихваченные из спальни покрывала уже не могли защитить ни голову, ни руки.
Буквально вывалились в коридор на руки ребят из пожарного расчета отеля.
Пострадавшему стали делать искусственное дыхание. Кто-то поднес к лицу запасную кислородную маску.
Романа вырвало.
Ноги Карченко подкашивались, и все-таки он нашел в себе силы подойти к пожарным, оказывающим помощь пострадавшему.
– Как он?
– Готов… Может, в больнице и откачают…
Валерий посмотрел на лицо Шакира. Даже при дежурном освещении было ясно, что перед ним покойник. Глаза закатились, и видны были одни белки глазных яблок.
Кто-то подхватил Карченко под руки и потащил к лестнице. Секьюрити не сопротивлялся. Ему здесь больше делать нечего.
* * *
Вера Михайловна и Долтон Рэт были на Смоленской площади, когда с ревом мимо них по Садовому пронеслись и свернули вправо вниз несколько пожарных машин.
Она вдруг с удивлением поняла, что идет совсем в другую сторону от своего дома. Внизу был Бородинский мост, а дальше площадь Киевского вокзала. Там, неподалеку, на набережной стоит ее отель. То есть теперь уже не ее… Между тем она сделала вид, будто так увлечена разговором, что не понимает, куда идет. Такси можно было взять и от отеля. Какая разница, кто кого провожает?
Они миновали последние здания, загораживающие вид на реку, и вышли на открытое пространство перед мостом.
– Какая красивая подсветка…
Рэт обратил ее внимание на светлое зарево слева от вокзала. Место, где стоял отель, по его разумению, освещалось лучше, чем здание МИДа. Но так думал Долтон.
У Веры Михайловны же екнуло сердце. Это освещение не казалось ей красивым. Она вспомнила о недавно проехавших мимо пожарных машинах и тихо сказала:
– Пожар…
– Что вы говорите, где? – живо заинтересовался Рэт. – Мне бы очень хотелось посмотреть за действиями ваших пожарных. Давайте посмотрим?
– Ну что ж, у вас будет прекрасная возможность… Такси!
Бывшая гардеробщица остановила машину.
– Куда?
– Отель…
– Я тоже туда ехал, – весело согласился шофер.
– Зачем в отель? Поедем на пожар…
– Мы туда и едем, – сказала Вера Михайловна.
Рэт несколько секунд смотрел на нее, не понимая, в чем дело, и наконец до него дошло.
– Боже… Пусть едет быстрее! – воскликнул он, непроизвольно вскакивая с места и больно ударяясь головой о крышу салона.
– Осторожно, Рэт, иначе мне придется везти вас в клинику, – предупредила гардеробщица.
– Хорошо горит! – весело сказал шофер.
– Что он говорит? Он что то знает? – потребовал перевода Рэт.
– Он говорит, что жертв пока нет, – «перевела» Вера Михайловна.
На выезде с площади на набережную такси остановил пикет. Дальше Рэт и Вера Михайловна уже бежали. Причем Рэт так быстро, что Вере Михайловне пришлось сбросить туфли, чтобы не отстать.
Долтон врезался в толпу, как пуля в пуховую подушку, но даже пуля в подушке способна завязнуть. Столь большое количество людей объяснялось близостью вокзала и отсутствием развлечений в позднее время. Нельзя сказать, что все они смотрели на происходящее как на спектакль, однако все понимали, что перед ними разыгрывается нечто грандиозное.
