Когда Читашвили стал уговаривать Анатолия, чтобы тот обязательно вернулся вечером в порт, Анатолий сказал, что ему самому нужно вернуться, так как вечером прилетает его жена с ребенком.
Следователь: Значит, у Кобенкова, помимо просьбы Читашвили, была еще и личная причина вернуться вечером в порт?
Карелина: Нет. Я считаю, что он торопился в порт потому, что хотел помочь партии Читашвили. О своей личной причине он сказал только для меня.
Следователь: Когда вы в последний раз встречались с Кобенковым во внеслужебной обстановке?
Карелина: В последний раз он ушел от меня утром 10 октября.
Следователь: То есть в тот день, когда он вылетел с милицией на сплавучасток?
Карелина: Да.
Следователь: И в тот же день вечером прилетела его жена?
Карелина: Да.
Следователь: Зачем же понадобилось Кобенкову столь сложным способом информировать вас о приезде жены, если он мог вам сказать об этом утром, когда уходил от вас?
Карелина: Утром он сам еще об этом не знал. Накануне он сразу после работы пришел ко мне, а телеграмму от жены поздно вечером принесли к нему на квартиру. Утром телеграмму принес на работу его сосед командир звена Вахрушев.
Следователь: Присутствовал ли кто-нибудь, кроме вас, при разговоре Кобенкова и Читашвили?
Карелина: Нет. Только под самый конец зашел экспедитор Молоков.
Следователь: Не припомните ли, о чем именно говорили Кобенков и Читашвили, когда вошел Молоков?
Карелина: Только поймите это правильно. Когда вошел Молоков, Читашвили сказал, что если Анатолий вернется вечером в порт, то Читашвили отдаст ему бутылку какого-то французского коньяка. Только это была шутка. Командир Ми-4 зарабатывает достаточно, чтобы не ставить себя в зависимость от бутылки. Этого даже предположить невозможно. Я потому сразу и не сказала об этом коньяке, что боялась: неправильно будет понято. Молоков, вероятно, так и понял. Но это шутка.
Следователь: Не знаете ли вы, отдал ли Читашвили коньяк Кобенкову, хотя бы в шутку?
Карелина: Не знаю.
Следователь: Молоков пояснил, что когда Читашвили начал сомневаться, сумеет ли Кобенков улететь от работников милиции, если потребуется задержаться, тот ответил: «Двух милиционеров как-нибудь обведу вокруг пальца». Так ли это?
Карелина: Да, так.
Следователь: Именно это выражение употребил Кобенков: «обведу вокруг пальца»?
Карелина: Да. Только я хочу дополнить, что это, конечно, не такая уж шутка, как с коньяком, но делать отсюда серьезные выводы тоже, по-моему, нельзя. Я хорошо запомнила женщину-следователя, она такая интеллигентная и красивая. Глупо, конечно, в моем положении, но во мне даже ревность появилась, когда я узнала, что она полетит с Анатолием. Не мог Кобенков сознательно бросить ее в тайге…»
«Никитин».
«Добрый день, Владимир Петрович. Пахоменко».
«Здравствуйте».
«Вскрылись новые обстоятельства по Ёгану. Обнаружилась пропажа пистолета Цветкова».
«Пистолета?»
«Да. И обстоятельства весьма странные. Когда нашли Цветкова, на нем была кобура. Пистолета не было, но была обойма с четырьмя патронами».
«Четыре патрона?»
«Да. Мы решили, что пистолета он с собой не брал, оставил дома, в Кышах. В Кышах у нас сейчас замполит. Он только что мне радировал, что пистолета нет. Брал с собой».
«Может быть, просто не нашли?»
«Да нет. Мать и жена утверждают, что брал с собой. Видели своими глазами».
«Мать и жена… Детей у него сколько?»
«Двое, мальчик и девочка. Старшему пять, девочке второй годик…»
«Дома, конечно…»
«Тяжелее некуда, Владимир Петрович. Замполит потому сам и поехал… У него ведь и дед жив еще».
«У Цветкова?»
«Да. Отец в войну погиб, а дед жив. Говорит: сын — понятно, Родину защищал. А внук за что? Из-за каких-то хулиганов?.. И ведь возразить нечего… то есть, я хочу сказать…»
«Я понял. Вы правы. Возражать не нужно. Им теперь не до этого. Жена Цветкова приехала?»
«Да».
«Где она сейчас?»
«Там… в больнице. Я с ней уже беседовал. Тяжело…»
«Да… Что вы решили: куда все-таки пистолет делся?»
«Мог просто выпасть. Правда, кобура была застегнута… Ну, и возможен криминал».
«То есть?»
«Могли вытащить на буровой».
«Да, пожалуй… Хотя я эту бригаду знаю. Мастер с орденом Ленина… Но, конечно, в бригаде может быть не без урода…»
