Пожалуй, после нового, 1930 года упорно началась агитация за вступление в колхоз. Даже с нами, малышами, учительница провела беседу по этой злободневной в те дни теме. Она рассказывала о том, какая должна наступить замечательная жизнь, когда все работы будут выполнять машины, трактора, которые заменят коней и быков, от чего жизнь станет легкой и счастливой. Конечно, мы, дети, верили нашей наставнице, хотя некоторые родители сопротивлялись властям, совершенно не понимая сути происходящего. На собрания созывали жителей почти ежедневно. Все это красочно и правдоподобно описано в книге классика нашей современной литературы М. А. Шолохова «Поднятая целина».
Помню в один из вечеров созвали всех взрослых хуторян на собрание по поводу вступления в колхоз, для чего привезли на повозке семь трубачей духового оркестра из станицы Передовой. До начала собрания и после него они играли танцевальные мелодии для хуторян, которые впервые танцевали под звуки духового оркестра. Видимо, в тот вечер и был самый больший охват тружеников хутора в колхоз. Поскольку ранним утром родители активно обсуждали все происходившее до и после этого собрания, то, узнав о таком значительном событии на хуторе, чему я не был свидетелем, я, конечно, горько заплакал. Мать, что с ней редко бывало, посочувствовала, что не захватила меня, и тут же предложила идти в школу главной улицей мимо кузницы, где предполагался сбор музыкантов для отъезда в свою станицу. Там я мог увидеть хотя бы их «дудки». У кузницы стояла хуторская телега. Из одной из хат вышел музыкант в солдатской шинели с «дудкой» под мышкой. Осмотревшись, он в одиночестве приложил свою трубу к губам и сыграл «сбор», о чем я скорее догадался, так как эти звуки слышал впервые. Вышел из дома мой одноклассник Семен Клевцов. В их хате тоже ночевал музыкант, но с большой трубой. После сигнала быстро собрались и остальные трубачи. Они сели в телегу, которая тронулась с места, и тогда все музыканты заиграли слаженно походный марш. Мы бросились за телегой и провожали ее до выезда с хутора. В школу мы прибыли с опозданием, но переполненные необыкновенным чувством увиденного и услышанного.
Предполагая неизбежность происходящих перемен, отец одним из первых записался в колхоз. Этому способствовал прибывший на хутор двадцатипятитысячник Козлов. Он был посланцем партии от Северо-Кавказского крайкома партии, рабочий-большевик из Россельмаша. которому предстояло поставить сельское хозяйство на индустриальный лад. Старался он неутомимо, даже с помощью револьвера, чему мы, школьники, были свидетелями прямо на уроках, поскольку некоторое время его кабинет размещался в нашем классе и мы слышали его «увещевания» через дверь. И все же ему удалось к весеннему севу почти все единоличные хозяйства объединить в колхоз. Все лошади, волы, сбруя и телеги были сосредоточены с плугами и боронами у колхозной кузницы. Сообща быстро построили конюшню и баз. Сено свозили с каждого двора.
Однако в станицах стопроцентной коллективизации не получилось. Некоторые хозяйства упорно сопротивлялись. В нашей станице с такими «саботажниками» поступали просто: облагали непосильным налогом и раскулачивали, то есть производилась конфискация имущества и принудительное выселение семьи. Изъятое имущество передавалось в колхозы, в том числе и недвижимость. Амбары свозились на колхозные и бригадные усадьбы, где в них размещали хранилища и кладовые. Нашему хуторскому колхозу из станицы было передано два разборных дома и шесть амбаров. Кроме того, получили десять пар лошадей со сбруей, телегами и сельхозорудиями. В одном из домов разместили два класса школы, а во втором — магазин и избу-читальню Были тогда такие очаги культуры в сельской местности, где имелись газеты, журналы, шахматы и шашки, иногда и музыкальные инструменты.
В начале марта 1930 года в нашем хуторе произошло событие, о котором и поныне вспоминают старожилы, мои сверстники и те, кто постарше. К тому времени уже сошел снег с полей, но ночные заморозки еще сковывали земляной покров. Жители хутора готовились к первой колхозной борозде.
