С фотографией в те годы было плохо. Делали карточки только для паспортов. Снимки школьных классов ни по окончании, ни перед началом учебного года не делали. «Мода» на фотографию была отменена в период голодных лет, да так и не восстановилась. Первой фотографией в моей жизни оказался групповой снимок в 1932 году всех ребят хутора, куда попали первый председатель, отец наш, как кладовщик колхозного склада, и наши две наставницы. Несмотря на жаркое лето, все мы в шапках-кубанках. Впереди сидящие дети на земле не скрывают своих грязных пяток босых ног. Потом получился разрыв до самого 1937 года, когда наша семья сфотографировалась после окончания мной седьмого класса. Очень жалко, что теперь невозможно найти этот снимок с учителем в описанном наряде в центре.
После выпуска седьмых классов начались летние каникулы, многие учителя и директор уехали на летние сессии в заочных педагогических институтах. В эти дни меня вызвали в районный отдел народного образования (РОНО), где мне было предложено отправиться на трехмесячные курсы библиотекарей в город Ессентуки на Кавминводах. Конечно же, я с удовольствием согласился! Там уже два года функционировал библиотечный техникум, но выпусков еще не было, а библиотеки нуждались в специалистах. Я поехал с охотой, так как в школу начали поступать детские книги.
В техникуме начались летние каникулы, а в здании и общежитиях проходил ремонт всех помещений. Слушателей наших курсов поместили в Доме колхозника. Эго было не такое уж плохое место проживания на три месяца. Нас, семь парней, поместили в одну комнату, а 23 девицам и дамам был отведен отдельный зал. Нам выплачивали стипендию в 100 рублей. На эту сумму мы питались в основном с рынка, покупая хлеб, селедку с помидорами, иногда брали ливерную колбасу, а вместо чая запивали обеды, завтраки и ужины нарзаном, которого было в этом городе бесплатно «от пуза».
Занятия с нами вели преподаватели и сама завуч техникума, которая курировала наши курсы. Изучали мы только самое необходимое: библиотечное дело, работу с читателями на абонементе, классификацию литературы по разрядам и русскую литературу. Эта наука давалась мне чрезвычайно легко. Скоро я знал деление книг на десять отделов, каждый отдел делился на подотделы и т. д. Все это я запомнил твердо и быстро. Курсовые занятия проходили в читальном зале городской библиотеки. Ежедневно было по шесть часов занятий, на которых все воспринимали «на слух». В перерывы мы выходили на главную улицу, именовавшуюся тогда Интернациональной. Через улицу была изгородь курортного парка. Мы покупали один билет на месяц за один рубль и проходили в паре поочередно, передавая билет тут же другому через металлическую изгородь. На мое великое счастье, именно в эти месяцы вышли два номера журнала «Роман-газета», в которых публиковалась четвертая книга «Тихого Дона» М. А. Шолохова. Я успел дважды прочитать этот заключительный том и вместе с героями романа постоянно был под впечатлением пережитого и узнанного о Первой мировой и Гражданской войнах.
После третьего часа занятий у нас бывал пятнадцатиминутный перерыв. Наша стипендия позволяла угощаться мороженым. Это лакомство в те годы не продавалось в расфасованном виде. Хранили его в бидонах, которые стояли в еще большей емкости. Пустота заполнялась битым льдом, который заготавливали с зимы и сохраняли в ледниках. У продавщицы была круглая формочка с выталкивателем в донышке. Первоначально на донышко вкладывался кружочек вафли, ложкой в форму накладывалось мороженое, накрывалось снова вафлей, и стержнем в рукоятке выталкивалась порция мороженого. Стоимость его была в зависимости от сортности от 15 до 40 копеек.
Среди женской «половины» курсов, составлявшей более трех четвертей от общего числа, были и замужние: староста Настя, Шура и другие. Я стал замечать, что в перерывы Шура окидывает меня взглядом, как удав кролика. Через пару дней она попросила: «Девушки, крепче удерживайте Сашу за обе руки, я его сейчас зацелую до полусмерти».
Девушки действительно взяли меня за обе руки и пытались удержать, а она подступала ко мне с решительным намерением. Это было вторым для меня испытанием после того, как в пять лет чуть не зарубил свою тетку Аксинью. Я, конечно, вырвался из рук и отбежал на приличное расстояние, вызвав бурный хохоту всех. Назавтра это повторилось снова. Но прервал звонок на урок. Староста группы Настя посоветовала мне не показывать смущенного вида и сказать примерно следующее: «Ну что ж, Шура, ты красивая, я согласен, давай поцелуемся». В следующий раз я так и поступил. Шура смутилась и после перестала шутить вслух, но «глазки» мне продолжала строить.
