По дороге он демобилизовал в Харькове свою сожительницу рядовую связистку с хорошим приданым, там же снял повозку с трофеями и парой лошадей в упряжке для своей семьи. По прибытии в Иркутск уже на следующий день нашел новую сожительницу с квартирой, двумя детьми и тещей. Имея большой запас продуктов и ежедневные поступления водки и коньяка, он закатил банкет по случаю дня своего рождения с приглашением меня и старшего лейтенанта Бурова — помощника командира полка по снабжению. Человек пять были приглашены из отдела кадров округа с расчетом на дальнейшую карьеру мирного времени и на случай организационных перемен в служебной деятельности.
Я же работал день и ночь, принимая пищу прямо в рабочем кабинете и первое время проживая в нем. Но даже такой мой ритм работы не устраивал Макаля. Он повседневно придирался даже без причин. У всех помощников начальника штаба практически не было работы, и они появлялись в полку на время приема пищи в столовой. Я же не мог давать им поручений, так как вся теперешняя работа была связана с увольнением солдат старшего возраста и выдачей им проходных свидетельств, записей службы в красноармейских книжках, выдаче удостоверений на все ордена и медали и даже на благодарности Верховного главнокомандующего. Иногда требовалось до десяти таких документов на каждого человека, а их сотни ежедневно подлежали увольнению. Вскоре в городе был ликвидирован Пересыльный пункт, и его обязанности были поручены штабу нашего полка. В полк ежедневно вливались сотни людей, подлежавших демобилизации из разных рабочих команд, и они сотнями увольнялись. Если бы не трудолюбие и большой опыт работы двух офицеров-делопроизводителей и четырех высококвалифицированных писарей, работавших посменно и круглосуточно, я просто не знал бы, как с этим можно было справиться.
А вместо помощи постоянные и необоснованные придирки командира, которые очевидно преследовали одну-единственную цель: нагнать на меня страх и подчинить мою волю своей, направленной на безнаказанную распродажу всего, что содержалось в полку сверхштатного и неучтенного. Об этом я стал догадываться со слов старшего ветеринарного врача, начальника обозно-вещевой службы, начальника продовольственной службы и моих делопроизводителей. О ежедневном выделении полной стрелковой роты на работы по разгрузке картофеля на водочном заводе было известно не только мне, но и замполиту майору Вепреву и комбатам, выделявшим роты. Часть лошадей с повозками были отправлены на лесные разработки и содержались там. Все верховые лошади командира, его заместителя, замполита, мой конь, начальника артиллерии и полкового инженера были сверхштатными племенными жеребцами чистых кровей с хорошими венгерскими седлами. Из-за огромной занятости я просто физически не успевал сам лично все пересчитать. Я пытался ставить свои подписи на документах увольняемых, но это было физически невозможно, поэтому делал это только на орденских временных удостоверениях.
Примерно месяц спустя, когда уже было очень много сделано для зимовки полка, неожиданно поступила директива о расформировании дивизии. На наше место выгружалась 110-я гвардейская Александрийско-Хинганская дивизия, прибывшая с Востока. Наши молодые солдаты передавались в эту дивизию — для покрытия их собственного некомплекта, так как и у них проходило увольнение старослужащих. Офицеры нашего полка тоже временно вливались в эту дивизию до прибытия приказов на увольнение из рядов армии. Правда, в полк прибыли «купцы» из областного и городского военных комиссариатов и почти всем офицерам штаба полка и батальонов предложили должности в Иркутске и районах. Это произошло неожиданно для Макаля, и он денно и нощно перегонял верховых лошадей на временную стоянку в городской ветеринарный лазарет и другие службы, чтобы продавать их. Весь транспорт, бывший на лесоразработках, как сверхштатный, тоже им был продан неизвестно кому и за какую цену. Там орудовал его помощник по снабжению Буров, тоже большой делец в этих темных делах. Отправленное продовольствие на месяц на роту шахтеров тоже было продано на месте, так как они подлежали первоочередному увольнению.
