Пройдя половину пути, ребята так устали, что устроили короткий привал. Развели под столетней лиственницей небольшой костер. Пока жарили на углях нанизанные на прутья и посыпанные солью обабки, озабоченно разговаривали.
– Как ты думаешь, уцелел кто-нибудь, кроме нас? – спросил Ганька.
– Кто ж его знает, – вздохнул Гошка. – Не видал я среди убитых только Бянкина с Антониной Степановной. А спаслись они или нет – остается лишь гадать.
– Да ведь Бянкин вчера с Жолсараном Абидуевым в бакалейки уехал! – вспомнил вдруг Ганька. – Я своими глазами видел, как они уезжали. И как я забыл об этом?
– Тогда они уцелели, если в дороге не нарвались на дружинников. Антонина Степановна тоже могла спастись. Она не спала. Если не угодила сразу под пулю, обязательно в лес убежала. Никак я не могу поверить, что она могла так глупо пропасть.
– Вернемся назад – надо ее обязательно поискать. Может, она затаилась в чаще и выйти к госпиталю боится…
Когда вышли из большого леса, попали в неширокий распадок. Распадок отлого спускался на запад, к Аргуни. Обращенные к югу склоны его были в буйных зарослях высоких и курчавых кустов, сплошь усеянных какими-то зелеными шишками.
– Что это за кусты? – поинтересовался Ганька. – Я еще не видал таких.
– Это орешник. Ух и орехов нынче на нем! За день десять кулей нарвать можно. – Гошка подошел к одному кусту, сорвал несколько зеленых, похожих на удивительные розетки шишек и подал их Ганьке: – Возьми вот да попробуй хоть один орех выковырять из такой упаковки.
Ганька начал терзать зубчатую, с острым и терпким запахом шишку из крепких, Туго сросшихся листьев. С помощью ногтей и зубов кое-как выковырял три круглых ореха.
– Вот это да! Самые настоящие маньчжурские орехи! Я думал, что они голенькие на ветках висят, а они вон в какие корзинки упрятаны. Все ногти оборвешь, пока их выколупаешь.
– Это они сперва такие крепкие. А полежат на солнце, высохнут, и шишки сами развалятся. Тогда их только знай отсеивай да насыпай орехи в мешки… Эх, с удовольствием бы пожил я здесь с недельку, если бы жизнь другая была!..
Набрав полные карманы орехов, ребята стали спускаться вниз по распадку. И тут неожиданно увидели распряженную китайскую двуколку с задранными вверх оглоблями. На оглоблях была растянута пестрая холстина. Под ней виднелась целая горка недавно собранных орехов.
– Какие-то китайцы орехи промышляют. Надо их порасспросить, не видели ли дружинников, – сказал Гошка. – Давай пойдем к двуколке.
Когда подошли поближе, Ганька заметил лежавшего в траве китайца в синей далембовой куртке с засученными рукавами.
– Наработался и отдыхает, – определил он.
Но Гошка пригляделся, испуганно вздрогнул и вскинул на руку берданку.
– Ты чего это? – шепотом спросил Ганька.
– Китаец-то не отдыхает. Приглядись-ка – ведь он без головы. Что-то тут не ладно. Так и знай, что это дружинники свой след заметают. Наткнулись на беднягу и зарубили. Вот гады, так гады! Давай уходить отсюда…
В бакалейках еще ничего не знали о случившемся.
Димов и Бянкин ушли по каким-то делам к китайскому начальству. Димовский ординарец и Жолсаран Абидуев ждали их возвращения в фанзе консульства, играя в шашки.
Гошка выпил из стоявшей в сенях кадушки ковш холодной воды, отдышался и спросил ординарца:
– Где товарищ Димов?.. Сейчас же беги за ним. У нас страшная беда. Всех наших белые прикончили. – И он обессиленно опустился на лавку.
Ординарец, ни о чем больше не спросив, схватил фуражку, побежал разыскивать Димова и Бянкина. Жолсаран, обхватив голову руками, метался по комнате и горько причитал:
– Карандаева жалко, Ефима жалко!.. Всех, всех жалко! Зачем наши проспали? Зачем ничего не слышали?..
А ребята сидели и нетерпеливо дожидались Димова, чтобы рассказать ему обо всем, разделить с ним ту тяжесть, от которой мутился их разум, разрывались сердца.
Димов и Бянкин пришли запыхавшиеся, с мокрыми от пота расстроенными лицами. Смуглый Димов еще больше почернел. У Бянкина тряслись руки и ноги. Он запаленно дышал и часто хватался рукою за сердце.
Выслушав все, что рассказали ребята, Димов подбежал к Бянкину, схватил его за шиворот.
