Она приехала одетой, как и положено члену революционного общества с идейным самосознанием: черное платье, длинные рукава, высокий стоячий воротник. И вот папа хочет купить ей вещи... Помню ту шляпку, которую папа подобрал для нее - широкополая, соломенная, украшенная всякими яркими цветами Сестра моя, конечно, отказывалась надеть ее И тут произошло столкновение между ними Отец пытался разъяснить ей, что здесь Америка, а не Россия, и здесь так одеваются. А она - настаивает на своем
Дело еще в том, что у отца уже таилась обида на мою сестру, после того, как мама писала в своих письмах обо всех страданиях, которые моя сестра причинила ей, и что следствием этого был наш вынужденный отъезд из России.
{33} Можно сказать, что когда мы приехали в эту страну и все было нам ново, отец уже чувствовал себя настоящим американцем. Больше всего это выражалось в том чувстве свободы, которое он приобрел за три года.
В сентябре месяце празднуют в Америке "День Труда". Центральным событием этого дня является марш трудящихся - организованный поход, совершенно легальный. Отец предложил маме взять с собой детей, встать на углу главной улицы и смотреть, как он марширует вместе со своим профсоюзом. И вот мы все стоим, следим за маршем, и с нами наша маленькая сестренка, у которой глубоко укоренился страх перед конными отрядами казаков в России. Когда она увидела во главе марша едущих верхом полицейских, она от испуга забилась в истерике: "Мама, казаки едут!". Она была вне себя от {34} страха. После этого она пролежала в постели несколько недель.
Мой отец очень гордился своей профсоюзной организацией, он был полон гордости за звание и достоинство рабочего, имеющего полное право демонстрировать свои права в дни праздника, под защитой полиции.
Он был также членом главной еврейской общины и был записан в конгрегации Синагог, по обычаю евреев Америки. И всегда, в любом месте у него было много друзей.
Как я уже упомянула раньше, нам было трудно найти квартиру. Тем более, что отец не хотел оставить еврейский квартал. Наконец, он нашел квартиру с лавкой и нанял ее. Мама, женщина очень энергичная и инициативная, решила тут же воспользоваться удобным случаем и использовать лавку под "молочный магазин". Папа не хотел даже и слышать об этом. {35} - Хорошо, - сказал отец, - ты хочешь открыть лавку. Милости просим... Я не буду в этом участвовать и не подойду даже близко к ней.
Он продолжал работать по своей специальности. А мама вела всю работу по доставке и продаже товаров. Она, правда, не знала ни одного английского слова, но это ей совершенно не мешало, ибо весь квартал, где мы жили, был заселен евреями. Большинство его жителей составляли эмигранты и разговорный язык был, конечно, "идиш".
Сестра моя, которая начала изучать по вечерам английский, не порывала связей с революционным движением в Пинске. Она нашла себе работу в швейной мастерской, и часть заработка посылала своим товарищам по революционному кружку. В тот период, после революции 1905 года в России, многие из ее товарищей приехали в Соединенные {36} Штаты Америки. Некоторые из них прибыли в наш город - Милуоки. Вскоре наш дом, благодаря моей сестре, превратился в центр, где собирались эмигранты из России. В большинстве своем то были евреи, но встречались и русские тоже. Поэтому беседы велись на русском языке. Сестра моя ни в коем случае не хотела менять свой образ жизни, свои привычки и обычаи, и это очень огорчало родителей. Маму ее манеры очень расстраивали, так как мама считала, что она упускает возможность заключения выгодного и удачливого брака. А отец ее поведение воспринимал как обиду и оскорбление - приехала из России девчонка и ведет себя в Америке как "эмигрантка", не желая перенять обычаи страны, в которой она живет, не желая знаться с местными девушками ее возраста.
Мой папа, несмотря на доброе сердце, {37} был упрямцем, и столкновения между ними все усиливались. Они дошли до такой степени, что сестра решила уйти из дому.
Она не хотела помогать матери в лавке потому, что это было против ее пролетарских и революционных убеждений; она не хотела одеваться как молодые американки и не хотела встречаться ни с одним парнем, который в глазах матери был бы идеальным женихом - то есть, с молодым человеком богатым и устроенным (ей это не нужно было, так как у нее был возлюбленный в Пинске, с которым она впоследствии сочеталась браком). И она оставила наш дом.
