- А, это опять вы! - удивилась она и высокомерно подняла брови. - Я же вас просила... Ну хорошо, говорите, но только побыстрей. Ради бога!.. Вы какой-то совсем странный!
- Это неправда... Я должен был сказать, что мне идти... Что я...
- Значит, так: я вам нравлюсь, потому что я красивая. Вы это хотели сказать? Ну вот что, молодой человек. Выслушайте меня очень внимательно.
Своей прямотой, манерой говорить - будто она не от себя, не свои слова говорит, а читает с книжки - она меня сбивала с толку.
- Неправда, что мне идти в другую сторону, - сказал я.
- Так вы, оказывается, лжец?!
- Мне идти в ту сторону, куда и вам!.. - решительно проговорил я.
- Ах, вот еще что!.. Так что ж вы пошли в другую? - с удивлением подняла она брови и округлила глаза. - У вас что, туман в голове?
- Я сегодня уезжаю в Москву, - уныло сказал я.
- Ах, какая жалость, какая печаль! То-то вы с чемоданом и ходите по улицам.
- Он еще пустой, - сказал я. - Пока пустой.
- Правда? Очень жаль, что еще пустой!
- И неправда, что вы недобрая. А доброта выше всего... - говорил я и все больше удивлялся: как некстати говорю я эти банальности, такие пустые, никчемные слова. - Вы как ребенок, а думаете, что все считают вас взрослой. Вы в каком классе учитесь?
- Может быть, вам и школу заодно назвать? Прощайте! И больше не преследуйте меня. Счастливого пути!
Мы шли молча. Минуты через три я сказал:
- Только не думайте, что я иду следом.
- Вы пешком идете в Москву? Кстати, мне думать нечего, потому что я вас совершенно не знаю. Вы для меня такой же прохожий, как и все остальные. Вы даже не представляете себе, как вы мне безразличны!
Она вдруг спохватилась, что говорит слишком много, и умолкла.
Ах, как она была красива! Как она мне нравилась!
Мне казалось, что она по чьей-то доброй воле идет по улице только для того, чтобы ее увидели люди. Но я не переставал удивляться этому странному безразличию прохожих. Лишь кое-кто мельком бросал на нее взгляд. Не чаще даже, чем на меня! Нет, я не возмущался прохожими, в глубине души я смеялся над их слепотой: равнодушно пройти мимо!.. "Эх ты, парень!" готов был я оглянуться и крикнуть вослед пижонистому фигляру, горделиво прошествовавшему мимо нас, который даже не посмотрел на нее, а лишь меня смерил высокомерным взглядом. Безразличие прохожих к моей спутнице изумляло меня и где-то в глубине души успокаивало: мне легче и реже придется ее оберегать от других. А такие пижоны - вон как тот! - пока осмыслят, что они прохлопали, мы с ней будем уже далеко-далеко.
Она была так стройна! Белые туфельки на ее ногах выглядели очень мило. Правда, носки их были изрядно побиты, хотя они были и новые. Ничего, ничего... Конечно, это мини-платье в цветочках, хотя она пока что и была школьницей, можно было бы сменить на более длинное.
Мы шли, молчали около минуты.
Грубовато, совсем нелюбезно, я вдруг спросил ее:
- Как вы знакомы с Ниготковым?
- Ах, это вы?? Вы все еще не ушли? - удивилась она.
- Что вы о нем знаете?
- Все.
Итак, сейчас я спрошу, и покров таинственности с розовато-фиолетовой персоны спадет.
- Что все? - опросил я.
- Абсолютно все!
- Что он сделал?.. Скажите!
- Это семейная тайна.
- Говорите! - вскричал я. - Немедленно!
- Пожалуйста... - очень тихо сказала она, - никогда не кричите на меня при всех... Я этого не заслужила.
- А где же?.. - задохнулся я. - Дома можно кричать?
Она вздохнула и сказала:
- Дом - это не улица...
- Что Ниготков сделал? - допытывался я. - Кто он? И что за семейная тайна?
- Такая... И почему это, интересно, я встречным и поперечным прохожим должна все рассказывать?
Я промолчал.
- Ну хорошо, - вздохнув, проговорила она через минуту. - Могу сказать... Он упорно настаивает на разводе.
- На разводе?! - снова так вскричал я, что обратил на себя внимание прохожих.
Она вскинула над большими глазами красивые брови (может быть, вскинула чуть выше, чем следовало), округлила глаза и снисходительно, словно умудренная долгим опытом добрая женщина, ласково спросила:
- Вы заинтересованы в нем? Вы что, его племянник или брат?
- А вы что, его жена?
