— Не знаю, как и быть… — Однако женское любопытство снова взяло верх, и она проговорила: — Надобно взглянуть на невесту… Как ее, кстати, зовут?
— Турция, ваше величество.
— Что за странное имя! — удивилась императрица.
— Прикажете изменить?
— Господи! Что вы несете, граф?
Так и есть, старый проказник опять что-то задумал. Граф, несмотря на возраст и солидное положение, нет-нет да преподносил сюрпризы, так что с ним всегда нужно было держать ухо востро. А он, как ни в чем не бывало, продолжил все в том же радостном тоне:
— После побед вашего величества она на все согласна, так прямо в трактат и впишем…
Екатерина с недоумением посмотрела на Безбородко, потом перевела взгляд на Храповицкого, и тот пояснил:
— Граф подразумевает трактат о мире с Турцией, который он имеет честь преподнести вашему величеству.
— Однако, господа… Давайте, граф, свои бумаги. Так вот какова истинная причина вашего ликования.
— Точно так-с, ваше величество, — сказал он, подавая бумаги, — три дня, говорю, уламывали. Турок понять можно: раздели, как говорится, и по миру пустили. Пусть знают, как супротив нас воевать.
— И что же? — сказала Екатерина, просмотрев бумаги. — Помыслили бы, как жить с нищим и озлобленным соседом, токмо о реванше помышляющем.
— Эко дело, полезут — сызнова поколотим. Только при таких издержках им денег на скорую войну никак не собрать.
Екатерина наставительно сказала:
— Вы далее загляните. Чем великую силу в Крыму содержать, лучше нам с южным соседом в добросердечии состоять — выгоднее.
Граф, однако, твердо стоял на своем.
— Турки и так на Крым более не посягают. Только просят вписать в трактат, чтобы мы помимо их никому его не передавали, нам, говорят, этого Аллах не простит.
— Коли просят, впишите. В России таких дураков не найдется, чтобы земли раздаривать, по крайней мере, за сто лет вперед ручаюсь. А с трактатом — вот! — Она надорвала бумагу и придвинула к Безбородко. — Скажите, что российская государыня в их деньгах не нуждается.
— Ай, и отчаянна ты, матушка! — с досадой воскликнул тот. — Я ведь те деньги Австрии пообещал, уж больно молили о вспомоществовании. Нашего тамошнего посла Чернышева своими просьбами прямо-таки в гроб вогнали.
— Они же еще с прежним долгом не расплатились.
— Точно, не расплатились. Да и куда им, коли все время танцуют и на армию деньги жалеют, вот и ходят с протянутой рукой.
— Ничего, пусть перебьют себя, — заметила государыня, а верный своим обязанностям Храповицкий ненавязчиво поправил:
— Перебьются…
— Именно, — подтвердила Екатерина. — Они без армии, а мы без их менуэтов обойдемся. И запомните: нельзя, чтобы один сосед торжествовал через унижение другого. Так Чернышеву и передайте. Кстати, как его здоровье?
— До сей поры после удара не отойдет.
— А ведь мы совсем недавно отправили его в Вену. Нет, нельзя более допускать, чтобы немощные люди назначались на видные должности — подумают, что в России гнилой народ. У нас совсем недавно уже был подобный случай.
Она посмотрела на Храповицкого, и тот подтвердил:
— Точно так-с. Ваше величество тогда же отдали распоряжение проверять здоровье кандидатов на государственные должности.
— Так что же?
— По сему случаю в мастерской Кулибина особый аппаратус сработали и готовы вашему величеству показать.
— Столь необычное усердие невозможно оставить без внимания, позовите мастера, — приказала Екатерина и уже собиралась отпустить графа, как вдруг, что-то вспомнив, задержала его: — Постойте, я остаюсь в недоумении: Адам Васильевич сказал, что вы вчера устраивали княжий стол, не соблаговолите ли открыть мне имя вашей избранницы? Ежели, конечно, не секрет.
— У меня от вашего величества секретов нет, — радостно воскликнул Безбородко, — тем паче, что наши вкусы совпадают. Свобода — вот моя нареченная, только с ней пребываю в истинном счастии. Свобода!
На сей раз государыня заявление графа вполне одобрила.
— Не имею повода к упрекам, — призналась она, — сама грешна.
Выпорхнувший из кабинета Безбородко едва не столкнулся с высоким креслом, увенчанным несколькими прозрачными разновысокими шарами. Его катил благообразный старик с узкой, на манер козлиной, бородой. Он остановил свое сооружение перед столом государыни, степенно поклонился и застыл, ожидая приказаний.
