А как офицер во время войны может искупить свою вину? Только кровью смыть. У отца не было другого выхода, как отправить меня на фронт. Он по моим глазам понял, о чем я думаю. Сказал: «Это не наказание, а поощрение получается, надо бы тебе еще десять суток гауптвахты дать, чтобы подумал о своем поведении. Нет, не десять, а пятнадцать!» То, что я к тому времени был полковником, меня от гауптвахты не спасло. Вот такие были у меня «привилегии», как у сына товарища Сталина. Я единственный полковник в Красной Армии, который побывал на гауптвахте. Как положено отбыл срок, в Алешинских казармах[26], без поблажек. Думал, что после гауптвахты отец позовет меня и спросит, осознал ли я свои ошибки, но мы не встретились. Вручили мне приказ и стал я командовать хорошо знакомым мне 32-м гвардейским истребительным авиаполком, бывшим 434-м[27]. Один из друзей пошутил, что мне повезло, мол, мог бы я получить за свои грехи 586-й истребительный женский[28]. Я на это ответил, что мне это не грозит. Кто такому «бабнику» женский полк доверит? Слово «бабник» я намеренно беру в кавычки, поскольку таковым себя не считаю. Выпить люблю, есть такое, но по части женского пола не свирепствую. Этот ярлык ко мне приклеили совершенно незаслуженно. Мне-то что? Мне как с гуся вода. Я к слухам и сплетням отношусь спокойно. А вот жене Гале было обидно. Такого про меня насочиняют, что не знает, бедная, что и подумать. Я Галю очень любил, но из-за таких вот «сочинителей» нам пришлось расстаться. Под конец войны. Она сама так решила. Сказала, что так всем будет лучше. И мне, и ей, и детям. Не знаю, кому от этого на самом деле стало лучше? Мы расстались, но развода не оформили. Как будто надеялись на что-то. Любовь, может, и прошла, но не совсем. Что-то осталось. Что-то всегда остается. Если это настоящее чувство.
В феврале 1943 года я принял полк у своего товарища и тезки Васи Бабкова[29], получившего другой полк, тоже гвардейский. С Васей мы дружили, но после войны наши пути разошлись. Он остался в Германии, а я продолжал службу в Московском округе. Потом, когда меня арестовали, пути разошлись окончательно. И не только с ним одним. Я никого не осуждаю – жизнь. Жизнь сводит людей и разводит. Исключение – самые близкие. Тут счет иной и отношения иные.
Мечта сбылась! Я на передовой! Командую полком! Ни дня без боевых вылетов! Какое там «ни дня»! Приходилось делать по нескольку в день. Обстановка на Северо-Западном направлении была очень сложной, да и я жаден до неба чрезвычайно. Следил за собой, пытался не увлекаться, не терять осмотрительности в небе. Помнил, что отвечаю теперь не только за себя и за свою машину, но и за весь полк. В перерывах между вылетами приходилось заниматься рутиной. У комполка бумажной работы тоже хватает. С войны так повелось, что первым делом – бой, а бумаги уже после. Это верно. Можно по уши в бумаги закопаться, а тебя разбомбят – и привет. К бумагам у меня сформировалось не особо почтительное отношение. Что-то мог подмахнуть, не вникая, что-то мог перепоручить подписать заместителю. Это мое качество впоследствии обернулось против меня. Им воспользовались для того, чтобы меня очернить. Впрочем, когда ничего не находили, высасывали факты из пальца. Не раз.
Должность командира полка одна из самых трудных в армии. Командир полка – это фигура, начальник. Нельзя допускать панибратства, потому что от панибратства до неподчинения один шаг. Но и слишком уж зарываться тоже нельзя. Надо помнить, что все мы товарищи, воюем плечом к плечу (крылом к крылу). Очень тонкая тут нужна дипломатия, чтобы тебя и слушались, и уважали. Уважали! Начальство должны уважать, а не бояться! Когда я сейчас слышу, что моего отца боялась вся страна, мне становится смешно. Грустно тоже становится, потому что прошло всего семь лет после смерти отца, а о нем уже и слова правды не услышишь. Даже Светлана потакает лжецам, я знаю. На самом деле отца уважали, а не боялись. И я брал пример с него. Зарабатывал уважение. Одно дело, когда ты инспектор, офицер из штаба. Тогда другое к тебе отношение, как к пришлому человеку. А командир полка он свой. Всегда на виду. Весь как на ладони. Полк – одна большая семья. Недаром в старое время говорили про командира: «Слуга царю, отец солдатам». Я старался быть отцом своим подчиненным. Трудно приходилось, потому что большинство было старше меня. Что мне – двадцать два года! Но я – командир. И я как мог старался соответствовать своему положению. Причем без всякой оглядки на то, чей я сын. Я – полковник Василий Сталин. И точка. Важно, кто я, что я могу. А кто мой отец, Генеральный секретарь и Предсовнаркома или заводской рабочий, уже не важно. Не пристало сыну прятаться за отца, прикрываться его авторитетом. Надо свой авторитет зарабатывать. Очень плохо приходится тем командирам, которых не уважают их подчиненные. И не стоит рассчитывать на то, что тебя станут уважать только за твои летные, командирские качества. Без этого уважать не будут – факт. Но этого мало. Я знаю одного летчика, командира полка. Имени его называть не стану. Скажу только, что это хороший летчик, ас и волевой, опытный командир. Но его не уважают, потому что он всегда наособицу. Вот полк, а вот я. Чтобы подчиненные тебя уважали, они должны видеть в тебе не только аса, но и человека.
