«От ордена осталось только имя...». Судьба и смерть немецких рыцарей в Прибалтике - страница 91
На русско-датских переговорах в Москве в июне-июле 1562 г. Ливония объявлялась перед датчанами русской вотчиной уже с Владимира Крестителя и «его сына Ярослава», а поселившиеся там «немецкие люди римского закону» «почали бита челом русским государям, чтобы им позволили держать» «бискупов и капланов» от римского папы. Отсюда и пошло первое лукавство, закончившееся неплатежом дани, с которым разобрался сам Александр Невский.[258] На переговорах 1563 г. звучал этот же тезис о победах Александра Невского: «…ино великий государь Александр Храбрый на них послал огнь и меч свой, и николи та земля неотступна была от наших прародителей, даж доиде по коленству до мстителя неправдам деда нашего, великого государя Ивана, и до блаженые памяти отца нашего великого государя Василья, закосненым прародителствия землям обретателя, даж доиде и до нас смиренных».[259]
С точки зрения многих современных историков, подобные объяснения причин нападения на Ливонию — лукавые и примитивные. Россия обманывала иностранных дипломатов и пыталась выставить свою агрессию в выгодном свете. А тайные причины не попали ни в один текст XVI в. и раскрыты только в книгах историков XIX–XX вв. Они лучше современников Ивана Грозного знают, зачем царь напал на Ливонию!
Заметим, что эти причины историки выводили из своей современности, из витавших в воздухе идей. H. М. Карамзин экстраполировал на время Ивана Грозного идеологию Петра I, утверждая, что Грозный «домогался Ливонии… чтобы славно предупредить великое дело Петра, иметь море и гавани для купеческих и государственных сношений России с Европою». Отсюда и концепция Ливонской войны как войны за выход к Балтийскому морю. Карамзина совершенно не смущало, что при Иване Грозном Россия этот выход и так имела, а вот при Петре нет.
Поводом к войне, по мнению ряда историков, выступала нужда России в «цивилизаторе», которую она готова удовлетворить даже военным путем. Ливония блокировала контакты русских с европейцами, поэтому ее якобы и надо было уничтожить. Наиболее оригинальна здесь точка зрения С. Ф. Платонова, который писал, что особую роль в притоке с Запада на Русь культурных людей сыграла Ливонская война, а именно — массовые переселения пленных немцев в глубь России.[260]
Таким образом, Ивану Грозному приписывается весьма оригинальный подход: я тебя завоевал, пленил, поработил и сослал в земли незнаемые, а ты меня теперь цивилизуй! Впрочем, эта концепция была поддержана и западными историками, в частности, В. Урбаном, который вообще считал захват ливонского населения одной из главных целей Ивана IV в войну: царь хотел таким образом заполучить для России как можно больше специалистов-цивилизаторов.[261]
Происхождение данной концепции связано с популярной идеей об убежденности в готовности и, главное, желании России приобщиться к духовным и культурным ценностям Запада. Но в России эта идея появляется в XVIII–XIX вв. и расцветает в конце XX в. Нет ни малейших оснований приписывать ее Ивану Грозному и тем более считать причиной вторжения в Ливонию.
Кроме вышеназванных причин, некоторые историки выводят русское вторжение в Ливонию из сущности «Московии» как «государства-агрессора». Иными словами, Россия напала, потому что не могла не напасть, в этом будто бы ее характер и главная черта — порабощать безвинные соседние государства. Например, екатеринбургский исследователь А. А. Шапран считает, что захватом Ливонии Иван Грозный удовлетворял свою «страсть к завоеваниям». Этим он «полностью игнорировал» интересы своих людей, которые были принесены в жертву неверно понимаемым интересам государства. Войну он трактует как «главную политическую ошибку московского правительства», а Ливонская война объясняется как «одна из величайших военных авантюр мировой истории, которая полностью провалилась».[262]
Все подобные построения имеют два принципиальных недостатка. Во-первых, историки смотрят на прошлое, не пытаясь понять его. Они судят историю своей страны с высот своего времени, применяя к нему современные идеологемы и штампы политической пропаганды. Это может производить впечатление на читателей, но науки здесь нет. Во-вторых, ни в одном русском источнике XVI в. таких целей войны не сформулировано. Историки здесь додумывают за Ивана Грозного и его соратников. Так или иначе, мы должны идти от источников, и если предлагать гипотезы о скрытых причинах войны за Ливонию — то они тоже должны опираться на источники, а не на абстрактные логические или идеологические построения.