— Вам не слишком тут жарко?
— Нет.
— Может, тогда слишком холодно?
— Нет, — улыбнулась она. — Мне тут в самый раз.
Подобная чрезмерная обходительность не была ей в диковинку. С тех пор как погиб Томас, все старались ходить вокруг нее на цыпочках, и это уже начинало действовать ей на нервы. Операторы, отправляясь вместе с ней на съемки, вели себя в ее присутствии, как паиньки-племяннички, опасающиеся расстроить свою тетушку — старую деву. Какую-нибудь неделю назад один из них, забывшись, начал было по старой привычке сквернословить, но, тут же спохватившись, униженно взмолился:
— Ты уж, ради бога, прости меня, Кари.
— Ну когда же, черт возьми, вы все перестанете со мной нянчиться! — закричала тогда она в отчаянии. — Когда поймете наконец, что и после смерти Томаса я все та же? Что я не заболела и умом не тронулась!
Кажется, помогло. Весть о вспышке ярости быстро распространилась по телестанции, и окружающие стали держаться с Кари намного естественнее. Старые узы товарищества мало-помалу восстанавливались.
И теперь подчеркнутая галантность Макки откровенно смешила ее. Подойдя к окну, он долго и старательно возился с жалюзи, так чтобы солнечный свет не бил ей в лицо.
— Кофе не желаете?
— Спасибо, нет.
— Воды со льдом?
— Нет. Поверьте, мистер Макки, я чувствую себя превосходно. Вот только любопытство гложет. Зачем я вам понадобилась?
Пропустив ее вопрос мимо ушей, он поделился с ней своим наблюдением:
— А вы, как бы это сказать… — Макки сделал неловкий жест рукой. — Более худенькая, чем кажетесь по телевизору.
И это замечание не вызвало у нее удивления. Ей уже не раз приходилось слышать подобное от других.
— Дело в том, что телекамеры полнят того, кто сидит перед ними. Человек на телеэкране выглядит килограммов на семь-восемь тяжелее, чем на самом деле, — терпеливо разъяснила Кари. — А вот вы оказались на удивление молоды. — Его брови удивленно поползли вверх. — Во всяком случае, для той должности, которую занимаете, — быстро добавила она. — Я ожидала увидеть кого-нибудь в более солидном возрасте.
— Вроде Сайласа?
— Да.
— А потому разочарованы?
— Нет, скорее удивлена. — Она слегка наклонила голову набок. — Скажите, откуда вы к нам пожаловали?
— До этого я служил в Сент-Луисе.
— Отчего же вы оттуда уехали?
— Неужели это так важно?
Она виновато улыбнулась.
— Видите ли, раньше по долгу репортерской службы мне приходилось интересоваться деятельностью городского правительства. Извините, что начала приставать к вам с вопросами. Просто при виде окружного прокурора во мне невольно проснулся старый журналистский инстинкт.
На его губах появилось некое подобие улыбки.
— Что ж, будем говорить начистоту. В Сент-Луисе на служебной лестнице я занимал одну из низших ступенек, а перспектив роста не было никаких.
Она понимающе кивнула:
— Остается только удивляться, почему мы не встречались раньше.
— А разве такая возможность существовала?
— Я частенько наведывалась в зал судебных заседаний. Мой покойный муж был членом городского совета.
— Знаю.
— Вы лично знали его?
— Встречались несколько раз.
Вернувшись за свой стол, он сел в рабочее кожаное кресло и надел очки. При этом лицо его нисколько не утратило своей привлекательности. У Кари не вызывало никаких сомнений то, что этот человек далеко пойдет, если решит остаться на стезе служения обществу. Хорошие внешние данные в таком деле не помеха. Скорее наоборот…
В нем было под два метра роста. Отлично скроенный пепельно-серый костюм не скрывал поджарого, мускулистого тела. Его движения были уверенны и изящны, волосы безупречно подстрижены, и все же в прокурорской прическе оставалось что-то от мальчишеской взъерошенности — именно то, что большинству женщин так нравится в мужчине. Его волосы были темно-каштановыми, отдельные пряди — с красноватым отливом.
Высокий лоб Хантера Макки говорил о недюжинном уме. Густые брови изгибались дугами над глазами, которые были ни серыми, ни зелеными, а какого-то другого, глубокого цвета, напоминающего старый мох на древесном стволе. Высокие скулы расходились в стороны от аристократического носа. Очертания губ отличались изяществом и совершенством, причем нижняя была чуть полновата, что должно было свидетельствовать о его чувственности. Рот был широк. Кари представила себе, как он улыбается. Воображаемая улыбка получилась весьма сексуальной.
