Нравственность необходима (как одно из определений разума) там, где обнаруживается, что и одна и другая возможность данного поступка морально необходимы и... морально запретны, невозможны в одно и то же время. В такой коллизии я оказываюсь полностью ответственным - в будущее и даже в прошлое за свой выбор, свое решение, свой поступок.
Наша нравственность складывается и развивается в замкнутых, накладывающихся друг на друга, как годовые кольца на стволе дуба, перипетиях.
Вот - для вдумывания в суть дела - несколько таких "годовых" (эпохальных) колец нашей нравственной самодетерминации.
Античность. Единицу (неделимое определение) античной нравственной перипетии возможно сформулировать так (точнее всего она выражена в трагедиях Софокла):
"Индивиду необходимо упорно включиться в роковую предопределенность (справедливость...) рода и космоса. Только в таком включении - я выше самого себя". - "Индивиду надлежит самому - в средоточии акме, в момент героического поступка отвечать (нести ответственность...) за сам этот рок, за его завязку - в начале рода; за его развязку - в избытии божественных приговоров. Мой характер - в точке акме - свободен перерешить рок. Но смогу ли избыть рок или нет, - иначе я поступить не могу". Ни один из этих полюсов (ни включение в рок, ни свобода героического поступка) в поле нравственности не может исчезнуть. Решая в пользу одного из полюсов, я нарушаю заповедь другого, и любой мой поступок несет в себе риск самодетерминации.
Христианская нравственность. Мой поступок определяется - в душе невозможным сопряжением исходных мотивов любви к человеку: "Любить человека ради него самого, чтобы его спасти, - любить человека ради благоволения Бога ко мне, чтобы спасти себя, - любить в человеке - Бога". Эти мотивы не просто сливаются в неделимую любовь, в один поступок. Они постоянно противоборствуют в душе человека средних веков, и это их противоборство определяет внутреннюю сложность и мучительность каждого отдельного завета, каждого отдельного поступка, его мучительность в поле нравственности (в теологии все легкопримиримо). Вдумаемся хотя бы в одну, может быть, наиболее абсолютную заповедь: "Не убий!" Эта заповедь несет в себе (именно как в заповеди, душевной готовности...) невыносимую трудность, и как раз в этой невыносимости, невозможности она относится к нравственности, а не к морали. "Не убий!" - это призыв к самому себе, запрет убивать другого человека. Но "Не убий!" - это и призыв к другому человеку, к убивающему. Призыв, долженствующий стать действием и помешать убийству. Но - помешать, запретить - вплоть до какого моего поступка?
Можно ли - чтобы самому не нарушить заповедь и не совершить убийство допустить убийство, совершаемое другим? И - вновь безвыходность нравственной коллизии, проникающей в самую сердцевину абсолютного завета. Убью ли я, чтобы помешать убийству, или не убью, дав убийству совершиться, - совесть все равно скажет: "Виновен!" Но такая безвыходная коллизия в душе человека, такая необходимость свободного решения - это и есть синоним нравственности. И пока она (эта безвыходная коллизия) существует в душе человека - человек нравствен. Поступать необходимо, но каждый поступок не только разрешает, но и вновь воспроизводит эту перипетию. Конечно, речь идет о тех предельных коллизиях, которые редко происходят в реальной жизни, но угадываемость которых в уме, в душе, в воображении (пусть очень смутная, откуда-то из будущего надвигающаяся на меня...) создает нравственное поле напряжения для каждого сиюминутного поступка, и в таком поле мой поступок всегда есть момент самодетерминации.
Новое время. Здесь существует сложное сплетение нескольких безвыходных нравственных коллизий (Гамлета, - Дон-Кихота, - Фауста...) и только в этом сплетении, взаимополагании, взаимоисключении они создают поле нравственности в жизни человека Нового времени. Я сейчас не буду обдумывать весь этот узел, вкратце очерчу лишь одну нить. Борение Гамлета: "Быть или не быть?" Этот вопрос есть искус самоубийства, через который надо пройти, - и никогда нельзя пройти раз и навсегда, - чтобы самому себе быть обязанным своим бытием. Мучительность этого искуса (а разум без него еще не Разум) в том, что решая - "быть!" - человек включается в бесконечную (разомкнутую в бесконечность), неотвратимую, от меня независимую, череду действий и противодействий, дающих итог, отнюдь не входящий в мои замыслы... Решая "не быть!" - человек отстраняется от всякой ответственности за свои действия (этих действий попросту нет), но оказывается трагически ответственным за свое бездействие...
