Но мы видели, что само естественнонаучное теоретизирование в своих основных антиномиях и трудностях доходит до необходимости мысленно обосновать бытие (вне мысли), ассимилировать в теоретизировании нечто внетеоретическое, в логике - "нелогическое".
Естественнонаучное теоретическое понятие (в математике, физике) переходит в философское понятие (простите, я снова сказал "понятие", но в довольно безобидном контексте). И здесь уже нас мучает не вопрос о том, в чем суть дела, но вопрос о том, как возможно бытие, в чем его смысл. Это и есть философия.
Философствовать означает осуществлять "теоретическую" деятельность, направленную на логическое обоснование исходных, принципиально недоказуемых (не могущих быть обоснованными в данной теоретической и - шире - логической системе) начал теоретизирования. Так, Декарт стремится обосновать тождество строгой дедукции и интуитивного геометрического синтеза путем переосмысления самих понятий "быть протяженным" и "быть мыслимым" как двух воплощений понятия "быть". Так, Гегель стремится логически обосновать движение теоретической конкретизации, переосмысливая само понятие "понятие" вскрывая его внутреннюю противоречивость, его способность быть потенциально конкретным (обладать - в себе - основанием бытия).
Или обобщеннее: все коренные повороты в истории философии означают превращение в проблему, в трудность какой-то исторически сложившейся формы тождества бытия и мышления (мифологического тождества, христианского тождества, механистического тождества). Философия начинается там, где кончается тавтологичность этого тождества, где обнаруживается, что формы мышления не совпадают (и не могут совпадать) с формами бытия, что "логика вещей" требует коренного изменения "логики идей", то есть логики моего собственного мышления. Но ведь это - парадокс, поскольку логика вещей осознается (актуализируется) как логика и может чего-то "требовать" только через логику идей, только в форме логики идей.
В философии как раз в той мере, в какой философ осуществляет диалог поэта и теоретика и в нем (диалоге) развивает свою мысль, происходит еще один диалог: логики и нелогики, мышления и бытия. И эстетическое начало здесь входит в мышление как необходимость логически обосновать несводимость к мышлению (к логике) субъекта мышления, субъекта, полагающего логику. Это эстетический парадокс мышления.
Теоретическое начало входит в мышление как необходимость логически представить несводимость к понятию (к логике) предмета понимания, который всегда должен быть понят как нечто "большее", чем понятие, пусть самое конкретное и развитое. Это - теоретический парадокс мышления100.
Но вот мы и дождались, дорогие мои оппоненты. Все, о чем я сейчас говорю, может осуществляться только в понятии. Теперь без "понятия о понятии" уже никак нельзя обойтись.
Сначала просто вприглядку... Каждый феномен мышления выступает как момент понятии в той мере, в какой этот феномен воплощает - в тождестве - те два парадокса мышления (эстетический и теоретический), о которых я только что говорил. В той мере, в какой мышление относится к предмету понимании (решает проблему воспроизведения в логическом движении внелогического бытия вещей), и в той мере, в какой мышление относится к субъекту понимания (решает проблему воспроизведения в логическом движении внелогического субъекта логики), мышление реализуется в понятийной форме. Вот и все. Я сказал "вот и все" в таком тонком месте изложения моей позиции не случайно. Выражено это достаточно сложно, - хотелось охватить одной формулой очень многозначные отношения. Но интуитивно именно такое понимание понятия (мысль в отношении к предмету мысли и в отношении к субъекту мысли) всегда лежало в основе всех теорий понятия, всех известных в истории форм учения о понятии (от Аристотеля до Гегеля), всех тех случаев, когда без понятия "понятие" не обойтись. Мысль есть понятие, поскольку я, во-первых, нечто, не тождественное мне, понимаю и, - во-вторых, осознаю себя как производящего эту мысль, понимающего это "нечто"...
