Глава 13
Жизнь за други своя
Твой путь нелегок и тернист,
Начертан он тебе судьбою.
Ты слышишь стрел каленых свист?
То враг стремится за тобою.
А. Плеханов
Ярослав Всеволодович глазам своим не поверил, когда к полудню, не дойдя до Ростиславля нескольких верст, увидел выстроившуюся почти перед ним жалкую куцую рать. Посмотреть, так и трех тысяч не будет — курам на смех. На что же рязанец рассчитывает? Или вконец гордыня князя обуяла?
Мстислав Святославович тоже поначалу усомнился — не кроется ли тут какой подвох. Размышления его прервало появление группы из пяти всадников, приближающихся к нему. Один из них, находящийся в середине, не доехав до черниговского князя пятисот метров, вскинул свой арбалет высоко вверх, выстрелил и, даже не посмотрев, куда там вопьется железная стрела, тотчас потрусил назад. Следом остальные подались.
Черниговский князь обернулся к своим, многозначительно шевельнул бровью. Стрела-то, издали видно, не простая была. Что-то там такое привязано к ней было. Оказалось, грамотка.
— Чти вслух, — повелел князь тому, кто ее принес. — Мне скрывать нечего и не от кого.
— «Здрав будь, великий княже черниговский, — откашлявшись, начал во всеуслышание читать текст дружинник. — Почто ты ныне на моих землях? Почто Ярослава прихватил? Али мыслишь, что этот князь, мною битый не раз, тебе подсобить возможет? Да он токмо утекать в силах, своих людишек бросив на поле брани. Дождешься, и тебя бросит, а сам удерет, аки заяц быстроногий. Да и ты сам почто все не уймешься никак, словно пес бешеный…» — поперхнулся он на последних словах, виновато передернул плечами и протянул грамотку. — Ты уж далее сам чти, княже. Тут что-то неразборчиво накарябано, не разберу я никак.
Побелевшему от злости черниговскому князю дальше пришлось читать самому, но уже не вслух. Прочел быстро — там и оставалось, не считая подписи, лишь три фразы. Больше всего Мстислава Святославовича возмутила последняя из них, обещавшая, что если он и Ярослав не уймутся, не прекратят поганить своим присутствием рязанские земли, то их просто повесят, тем более что дело это для рязанских дружинников привычное.
Намек на судьбу сына был вполне понятен даже дураку. Мстислав таковым не являлся, поэтому его самообладания еще хватило на то, чтобы процедить сквозь зубы, обращаясь к своему тысяцкому:
— Дружины Константиновой нет ли сбоку?
— Да вон наши вои из леска выезжают, — прищурился старый вояка и, указывая в сторону темневшего в трех верстах леса, заметил: — Шагом едут, спокойно. Значит, не схоронился там никто. К тому же и сам князь Константин с ними бы был, а он вон где — с ратью пешей, близ стяга своего с соколом стоит.
Впереди, почти в самом центре пешей рати, и впрямь была видна гордо выпрямившаяся, застывшая на месте фигура рязанского князя. Она отчетливо просматривалась даже отсюда, благодаря тому что сзади Константина, создавая контраст в цветах, величаво развивалось по ветру его белое знамя с золотым соколом в середине. Создавалось впечатление, что птица живая, вот-вот взлетит, потому что уже машет крыльями, и только тяжелый обнаженный меч, зажатый в когтях, не дает ей сорваться с места и подняться ввысь.
И еще на одно распоряжение хватило самообладания у взбешенного черниговского князя.
— Немедля пошли гонца к пешцам, чтоб поспешали, в устье реки зашли и ворогу путь к граду отрезали, когда он побежит, — велел он тысяцкому.
Вои, шедшие водой, отставали от конницы совсем ненамного, и Мстислав надеялся, что через полчаса, это самое большое, путь рязанцам обратно в Ростиславль будет надежно перекрыт. Ничего сверх того от ладейной рати не требовалось. Избить трехтысячную пешую рать, сгрудившуюся возле своего князя, как цыплята вокруг курицы, черниговский князь рассчитывал и без ее помощи. Как бы ни был хорошо обучен воин, если только он не в седле, а стоит на своих ногах — всаднику он все равно уступит. К тому же конница атакующих почти вдвое превышала по численности пешую рязанскую рать.
