Но и практическая цель у бывшего рязанского дружинника тоже имелась. Хотел Гремислав лишний раз своим же людям напомнить, в какой он ныне чести у князя черниговского. Если кто в пути закочевряжится, то, может, хоть это воспоминание ума упрямцу придаст.
— Только помни, — сухо и невыразительно произнес Мстислав Святославич перед уходом Гремислава в погоню. — Тебя ждать буду с головой Константина под мышкой. Не привезешь — своей расплатишься и скрыться даже не думай. Ты не рязанец — всюду отыщу и никто не заступится.
— Привезу, — успокоительно просипел бывший рязанский дружинник.
А что еще ему оставалось сказать? Тут ведь либо все, либо ничего.
— Ну-ну, — безжизненно произнес Мстислав.
«Лучше бы пригрозил как-нибудь, — подумал Гремислав. — Убью, мол, там или еще что-то. А то будто он уже и приговор надо мной произнес, и даже поминальную молитву прочел».
— Точно привезу, — буркнул он и, махнув остальным рукой, ринулся в погоню.
— Я за ним пойду со своей полусотней, — зло крикнул князь Ярослав, устремляясь следом.
Мстислав даже ничего и ответить не успел. Впрочем, Всеволодович и не ждал ответа. Он уже через Левую Губу переправлялся.
— Ладно, теперь-то уж мы град возьмем, — пробормотал черниговский князь себе под нос, с досадой чувствуя, что все пошло вразнос.
«Может, не надо было послов рязанских рубить, — подумал с запоздалым сожалением, но тут же гневно возразил самому себе: — А как же сыны?!»
Минута душевной слабости прошла бесследно. Впереди его ждал пока еще не взятый град и… голова обидчика — князя Константина. Словом, приятное ожидание.
Вышло же…
Ростиславль почему-то упрямо сопротивлялся, хотя Мстислав совершенно точно знал, — чай, не слепой, — что воевода этого городка по имени Гневаш, вместе со всеми прочими дружинниками защищая спину князя Константина, сложил свою буйную молодую головушку, и ныне командовать обороной города совсем некому. Есть там, конечно, вои, не без того, но стая без вожака — это уже не то. Надо лишь грозно цыкнуть, и она рассыплется в разные стороны в трусливом беге. Но защитники города не рассыпались и не разбегались, хоть ты тресни.
Поначалу казалось — еще чуть-чуть и все. Ведь даже ворота почти взломали. Опять же стрелу с запиской в тот же вечер тиун местный пустил, обещая содействие в сдаче города и требуя взамен свободы и сохранности своего имущества. Одним словом, готовься, Мстислав Святославович, въезжать в град Ростиславль на белом коне.
Но поутру следующего дня обнаружилось, что вход напрочь заблокирован не пойми чем, к тому же подходить к ним чревато полной потерей здоровья, поскольку тут же следовал залп из арбалетов, а местный тиун не иначе как спятил. В полдень этого же дня он прислал новое послание, в котором черниговский князь как ни старался — ничего не понял:
«Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы»[106]. Непонятно было решительно все, кроме разве что бочек. Может, что-то тайное?
Мстислав Святославович немедленно совет всех князей созвал, еще оставшихся в живых. И вот все эти одиннадцать человек полдня ломали голову над тем, что бы оно значило, что такое из себя представляют эти апельсины, а главное — подпись. Тиуна иначе звали, а кто же тогда братья Карамазовы и чего они хотят?
Только рукой махнули, как летит новая стрела и опять с запиской: «Какая боль, какая боль. Аргентина — Ямайка — 5: 0».
Про боль ясно — хотя тоже не до конца: у кого, какая именно, почему она появилась и вообще зачем нужно о ней писать?
Вторая часть и вовсе мрак беспросветный. Значки в конце вроде бы чуточку знакомы, кажется, арабские купцы их употребляют при подсчетах, но зачем простому рязанскому тиуну переходить на них, когда есть простые русские числа?! [107]
И что он вообще хотел ими сказать — что требуются гривны на подкуп? Так ты скажи по-человечески, сколько тебе нужно!
На содержимое следующей записки Мстислав смотрел уже с каким-то злобным отупением, даже не пытаясь понять смысл написанного: «Меняю кило аспирина на дозу героина, а тонну картошки на блок сигарет». Что на что меняет автор — черниговский князь под страхом смерти бы не ответил, и вообще он этого тиуна за столь глупые шутки с ним, Мстиславом, с удовольствием приказал бы вздернуть на первом же суку.