От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы - страница 22

; «В гимназии я зачитывался чуть ли не с третьего класса “Русским словом” <…>. Моим любимым автором стал скоро Писарев. Сначала я только восхищался хлесткостью полемики, не понимая хорошенько смысла. Но потом мало-помалу стал запоминать слова и идеи. С таким руководителем, конечно, все мои детские верования стирались в какую-то кашу, растворялись, улетучивались» (керченская гимназия первой половины 1860-х гг.)107; «Я имел возможность добывать журнал “Современник”. Книжки этого лучшего тогдашнего журнала давались мне на короткий срок, так что приходилось просиживать ночи за чтением. Статьи “Современника” конца 50-х и начала 60-х гг. производили на молодые натуры, жаждущие знания, чрезвычайно сильные впечатления <…>» (владимирская семинария первой половины 1860-х гг.)108. По свидетельству мемуариста, в воронежской семинарии во второй половине 1860-х гг. «учились мало, читали светских книг и новых журналов (“Современник”, “Русское слово” и т.п.) много, была мода у всех учащих и учащихся – на отрицание <…>»109.

Даже столичные студенты, располагавшие богатыми библиотеками, слушавшие лекции лучших профессоров, находившиеся в кругу единомышленников и т.д., почти столь же увлеченно читали журналы. В.П. Острогорский, учившийся в Петербургском университете в первой половине 1860-х гг., вспоминал: «Великое значение для меня и моих товарищей имели тогдашние журналы. Особенно те из них, которые соединяли в себе почти все лучшие литературные силы. Представляя, с одной стороны, богатейший материал для чтения критический и общественно-политический, не говоря уже о талантливейшей беллетристике (Тургенев, Некрасов, М.И. Михайлов, Плещеев и др.), с другой – они привлекали горячим отношением к общественным вопросам, беспощадным сатирическим бичеванием всего того, что противоречило идее прогресса и старалось набросить тень на благие реформы нового царствования <…>. Тогда нередко являлись в журналах критические и научные статьи (Чернышевского и Добролюбова. – А. Р.), читавшиеся нарасхват»110. Л.Ф. Пантелеев, также учившийся в Петербургском университете в эти годы, отмечал, что «студенты главным образом читали журналы <…> особенно был в ходу “Современник”»111.

Вторая основная категория журнальных читателей – молодые чиновники, преимущественно провинциальные, недавно закончившие учебные заведения. Человек, подписавшийся на журнал, обычно составлял исключение в провинциальной среде, на уездный провинциальный город обычно приходилось не более 10—20 подписчиков журналов, на губернский – 50—70. Современник свидетельствовал, что в Архангельске, например, «всякий скорее согласится проиграть 10, 15 рублей в вечер, чем выписать дельный современный журнал»112. Но для тех, кого не удовлетворяла рутинная обыденная жизнь, журнал был чрезвычайно значим, был зачастую единственной формой связи с иной, полной духовности и красоты, жизнью. Писатель И.И. Ясинский, проживавший в начале 1860-х гг. в одном из уездных городов и знакомый с несколькими молодыми чиновниками, наблюдал, как «толстые журналы, главным образом <…> “Современник”, были светом для них»113. Более крупные чиновники, как правило, выписывали журналы, но читали их мало, лишь проглядывали и знакомились с той или иной заинтересовавшей публикацией (предметом их заинтересованного чтения были газеты, где основное внимание они уделяли иностранной политике и правительственным распоряжениям). Так, например, по сообщению Л.Ф. Пантелеева, один из крупных вологодских чиновников в конце 1850-х гг. «выписывал почти все тогдашние толстые журналы, но, кажется, мало читал», поскольку сын его вскоре по выходе приносил Пантелееву номера для прочтения114.

Третья категория читателей журналов – это средние и крупные помещики, проживающие в своих деревнях. Эта группа читателей приобщилась к журнальному чтению еще в 1830-е гг. и искала в журналах прежде всего разнообразный и интересный материал для чтения, чтобы заполнить свободное время. По наблюдениям С.Н. Терпигорева, «в Москве и в Петербурге газеты и журналы не читают, а “пробегают”; в деревне, особенно осенью и зимою, их чуть не учат наизусть»