— Мэтр был в провинции. С кем вы разговаривали?
— Какое это имеет значение? С какой-то госпожой Марси или Мерсье…
— Моя коллега. (Прекрасная блондинка сверилась с внушительного вида ежедневником, отодвинула разбросанные бумаги.) Не могу найти никаких следов этих переговоров… Вы сказали, что вас зовут?
— Лежанвье, — ответил Лежанвье, теряя терпение. (Он чуть не добавил: «великий Лежанвье», пожал плечами.) — Посмотрите на меня хорошенько! Вы никогда меня не видели? Вы не узнаете меня?
— То есть… — смешалась блондинка, явно опасаясь допустить промах. — Пройдите сюда, в маленький кабинет. Садитесь и подождите минуту. Я пойду узнаю, сможет ли мэтр Маршан уделить вам время.
«Один год!» — с горечью подумал Лежанвье, оставшись один. — Хватило одного года добровольного ухода от дел, чтобы о нем больше не вспоминали, чтобы он превратился в рядового человека, из тех, кого просят присесть и подождать. Придвигая к себе стул и тяжело опускаясь на него, он вдруг испытал необычное ощущение, что его вычеркнули из мира живых вместе с Лазаром, что приговор, вынесенный тому, означал приговор и для него…
Дверь в кабинет открылась:
— Мэтр Лежанвье, мэтр Маршан сможет вас принять около четырех часов… Если до этого времени у вас есть другие дела…
Другие дела!
Стул отлетел в сторону. Адвокат поднялся, бледный и огромный, похожий на устрашающего робота:
— Посторонитесь-ка, барышня! Я дорогу знаю.
— Но… Но вы не можете!.. Он очень занят…
— Невозможно?
— В чем дело?.. — возмутился мэтр Маршан при виде Лежанвье, распахнувшего обитую дверь его кабинета. — Однако!
Дама зрелых лет, прерванная на полуслове в своих жалобных излияниях, с таким же недоумением взирала на непрошеного гостя, подняв до бровей вуаль, но это было еще не все.
Лежанвье направился прямо к ней, коротко указал на дверь:
— Оставьте нас ненадолго, мадам, прошу вас. Вы вернетесь в другой день. Завтра или послезавтра. Для вас время не так дорого. Благодарю вас.
— Это… это неслыханно! — захлебнулась дама. — Кто вы такой? Что вам угодно? По какому праву вы осмеливаетесь врываться сюда и… и…
Лежанвье перестал ее замечать, перенеся все внимание на Маршана:
— Я верю, что Лазар невиновен. У нас остается лишь несколько часов, чтобы добиться отсрочки казни, назначенной, как вам прекрасно известно, на завтрашнее утро, на пять часов… В интересах вашего же клиента, будьте добры, выведите эту даму и перенесите назначенные встречи.
Мэтр Маршан, высокий и худой, с недоверчивым брюзгливым выражением лица, захлопал глазами за двойными стеклами очков как птица:
— Но, право же, мэтр!.. Несмотря на уважение, которое я к вам питаю как старший…
— Оставьте при себе свое уважение, Маршан, и отошлите клиентов. Каждая минута дорога.
Лежанвье — в эту исключительную минуту ставший снова великим Лежанвье — говорил так уверенно, что ошеломленная дама зрелых лет сама побежала к двери, подняв к самым глазам сумку-чемодан наподобие щита.
— Быстрее, распорядитесь! — настаивал, адвокат, вйдя, что Маршан все еще колеблется. — Каждая минута дорога.
— Хм, — задумчиво протянул защитник, когда Лежанвье завершил свое невероятное признание. — Короче говоря, вы утверждаете, что виновны в лжесвидетельстве, из-за которого моего клиента приговорили к смертной казни?
— Совершенно верно. Я знал, или, по крайней мере, думал, что знаю, о его причастности к убийству, когда, благодаря мне, он был оправдан. Я хотел — из элементарного стремления к справедливости, — чтобы он заплатил за новое преступление, тем более что он пытался обвинить меня самого. Мысль, что, может быть, виноват кто-то третий, кто избежал наказания, пришла мне в голову только позже. Может быть… слишком поздно.
Мэтр Маршан машинально пододвинул своему посетителю коробку гаванских сигар:
— Я понимаю, но обычно вы соображаете много быстрее… Нелепая кончина госпожи Лежанвье и арест моего клиента, его осуждение — события не вчерашнего дня… Как же получилось, что вы не испытывали никаких угрызений совести во время процесса, и вдруг испытываете их сегодня, накануне казни?
Лежанвье сам сотни и сотни раз задавался этим вопросом. Как объяснить Маршану, что после вынесения приговора он словно провалился в пропасть, такую глубокую, что из нее уже не выбраться, и зимовал там подобно раненому зверю?
